Меня всегда интересовали знаменитые футболисты, и я всегда страстно жаждал с ними встречи.Я лично брал автографы у легендарных футболистов киевского Динамо Демьяненко, Заварова, Баля, Блохина, бывал дома у знаменитого Анатолия Банишевского, общался с Валерием Гаджиевым, и так далее и так далее.

Я охотно соглашался, когда мне предлагали познакомиться с кем-то из великих в прошлом (да и в настоящем) футболистов.

И вот когда мой друг Иван Закаряев хотел представить меня Михаилу Месхи, я подпрыгнул от тахикардии. Что? Михаил Месхи?!

Именно! Михаил Месхи, легендарный в прошлом футболист, это веха советского футбола, это отдельная тема. Месхи внес огромную лепту в развитие всего нашего отечественного футбола. Короче говоря, Михаил Месхи.

Михаил Месхи был не только великим футболистом, он еще и солидная фигура, и занятно было бы увидеть на склоне его дней человека, чьи голы стали (по крайней мере, в СССР) легендой; но я знал, что он стар и болен, - надо полагать, его только утомит появление постороннего, и притом не грузина.

Михаил Месхи был последним отпрыском княжеской фамилии Месхи в Кахетии, он жил по-княжески и описал свою бурную жизнь на футбольном поле, принесшую ему славу, какой не ведал ни один его современник в его родном Сакартвело. Я не мог судить о его творениях на поле вживую, ибо был маленьким, но по рассказам, по слухам - это был гений. Да и видеозапись матчей с его участием я смотрел неоднократно.

Правофланговые кинжальные рывки, полные страсти, дерзкой отваги, буйства красок и жизненных сил, они вскружили голову многим фанам.

Я склонен думать, что в Тбилиси, когда называли его имя, почтенные болельщики могли привстать в знак уважения.

В ту давнюю пору вся молодежь повторяла его финты, и старые болельщики без конца рассказывали мне о его неукротимых проходах, голах, по которым с ума сходила вся страна. Многих новорожденных называли в честь него - Михаилом.

Но все это было много лет назад, и Месхи, презрев мир, который больше ничего не мог ему предложить, уже 20 лет жил без футбола. И вот в то лето я гостил в Тбилиси. Он почти как отшельник квартировал домик на окраине Тифлиса, у реки Мтквари, и уже давно жил там один. Во всяком случае мне так сказали.

- А какой он теперь с виду? - спросил я у Ивана.

- Великолепен. Он же грузин.

- Есть у тебя его фотография?

Нет! Откуда? Да и зачем тебе его фотография? Увидишь его сам.

И буквально через день Иван Закаряев сказал, что договорился с Михаилом Месхи, он меня ждет завтра в 16.00.

Теперь мне ничего другого не оставалось - в назначенный час надо было к нему явиться.

Гостиница "Трудовые резервы" в Тбилиси была на главной площади, в это весеннее утро очень оживленной, но стоило свернуть за угол - и казалось, я иду по городу, покинутому жителями. Улицы, эти извилистые белые улочки, были пустынны, разве что изредка степенно пройдет женщина вся в черном, возвращаясь с богослужения. Тбилиси - интересный город, с особой аурой, это город церквей, куда ни пойдешь, то и дело перед глазами изъеденные временем стены или башня.

В одном месте я приостановился, глядя на проходящую мимо вереницу осликов.

На них были выцветшие красные чепраки, и уж не знаю, что за груз несли они в свисающих по бокам корзинах.

А когда-то Тбилиси был культурным центром Кавказа, в этот отдаленный уголок Закавказья стремились богачи Нового Света, и здесь на склоне лет селились авантюристы, которые нажили себе состояния в России. В одном из таких домов жил и Михаил Месхи, и, когда я позвонил у решетчатой калитки, мне приятна была мысль, что жилище его так ему подходит.

В тяжелых воротах было какое-то обветшалое величие, и оно гармонировало с моим представлением о прославленном спортсмене. Я слышал, как отдавался в доме звонок, но никто не отворил мне, и я позвонил еще раз, и еще.

ArrayНаконец к калитке подошла старуха, одетая в черное.

- Что вам? - спросила она.

Ее черные глаза были еще красивы, но лицо угрюмое, и я подумал, что это она, должно быть, заботится о старом футболисте. Я ответил ей:

- Ваш хозяин меня ждет.

Она отворила железную калитку и впустила меня. Попросила подождать и ушла по лестнице в дом. После раскаленной солнцем улицы дворик радовал прохладой. Он был благородных пропорций, и можно было подумать, что построен он каким-нибудь последователем грузинских князей; но краска потускнела, плитка под ногами разбита, кое-где отвалились большие куски штукатурки. Посреди двора стоял стол, по сторонам его качалки, на столе - газеты двухнедельной давности. Знать бы, каким грезам предается старик, сидя здесь теплыми летними вечерами и покуривая сигарету, подумал я.

По стенам под аркадой развешаны были потемневшие, дурно написанные грузинские полотна, кое-где стояли старинные пыльные шкафчики с выдвижными ящиками с блестящей, местами поврежденной инкрустацией.

По сторонам двери висела пара старинных кинжалов, и я с удовольствием вообразил, что они-то и послужили Михаилу Месхи в знаменитейшей из его правофланговых кинжальных финтов, когда сборная СССР громила Италию и ФРГ на футбольных полях мира.

Все вокруг пробуждало образы, которые я смутно угадывал, и так подходило знаменитому футболисту, что дух этого дома всецело завладел моим воображением. Эта благородная обстановка окружает его сейчас столь же славным ореолом, как былое великолепие его юности; в нем тоже сохранился давний дух князей, и ему очень к лицу кончить свою прославленную жизнь в этих великолепных старых стенах. Конечно же, так и подобает жить и умереть великим.

Постепенно мною овладело беспокойство.

Я закурил сигарету. Пришел я точно к назначенному часу и теперь недоумевал, что же задерживает старика. Тишина странно тревожила. В этом тихом дворике толпились тени прошлого, и давно минувший, невозвратный век вновь обрел для меня некую призрачную жизнь.

В те дни людей отличали страсть и неукротимый дух, от каких в нашем мире не осталось и следа. Мы уже не способны поступать столь безрассудно и геройствовать столь спортивно.

Я услышал какое-то движение, и сердце мое забилось быстрей. Теперь я волновался, и когда увидел наконец, как он спускается по лестнице, у меня даже захватило дух.

Он был невысок, полноват, лысоват, кожа чуть с желтизной, густые брови еще темны, и от этого мрачнее кажется огонь, сверкающий в великолепных глазах. Поразительно, что в такие годы его глаза еще сохранили свой блеск.

Орлиный нос, плотно сжатые губы. На ходу он не сводил с меня глаз, в них не было приветливости, казалось, он холодно меня оценивает. Он был в черном, в руке белая кепка. Во всей осанке уверенность и достоинство. Он был такой, каким я хотел бы его видеть, и, глядя на него, я понял, как он потрясал многотысячные стадионы. Да, весь его облик говорил: это гений.

Он спустился вниз и медленно подошел ко мне. Взор у него был поистине орлиный. Для меня настала неповторимая минута, вот он передо мной, наследник великих грузинских князей прошлого - за ним мне видятся Борис Пайчадзе, Гиви Нодия, Генерал Цицианов, Нодар Думбадзе, ну так уж и быть, Слава Метревели и Муртаз Хурцилава. Он - последний в этой длинной череде, и он достойно шел по их стопам.

В его облике я заметил огромный накрытый стол, а на нем хингали, аджику, лимон и кругом яркий, очень яркий солнечный свет, озаряющий всю землю грузинскую.

Я смешался. По счастью, у меня заранее заготовлены были первые слова приветствия.

- Маэстро, для меня, азербайджанца, необычайная честь познакомиться со столь великим человеком.

В проницательных глазах мелькнула насмешливая искорка, и суровые губы на миг дрогнули улыбкой.

- Я не Михаил Месхи, батоне, я торгую лимонами. Вы попали не по адресу. Михаил Месхи живет в соседнем доме.

Я ошибся дверью.