(Продолжение. Начало см. "Зеркало" от 30 мая, 6, 13, 20, 26 июня, 4, 11, 18, 25 июля и 1, 8, 15 и 22 августа 2009 г.)

ЛЕВ ТОЛСТОЙ И ЕВРЕЙСКАЯ ДЕВОЧКА-ПОДРОСТОК

Всякий раз, когда я, взяв в руки, перелистываю дневники патриарха Толстого, в памяти всплывает дневник еврейской девочки (1), жившей гораздо позже писателя, можно сказать, в совсем другую эпоху и начинаю думать о ней.

Почему?

Если бы я знал...

КНИГА И МИР ИЛЛЮЗИЙ

Анатоль Франс как-то заметил, что "рецепт счастья - жить без иллюзий..."

Продолжая мысль Франса, можно сказать, что и книга не должна создавать иллюзии.

Книга, создающая иллюзии, - предвестник бедствий.

ДЛЯ СТАЛИНИЗМА НЕТ РАЗНИЦЫ

И молодой талантливый Али Назим (2), и почтенный профессор Бекир Чобанзаде (3) единодушно заклеймили Ахмеда Джавада (4) "придворным поэтом" буржуазного общества и с вульгарно-социологических позиций своего времени активно "разоблачали" его.

А сталинизм, не делая разницы между "придворным поэтом" и его "разоблачителями", уничтожил их вкупе с другими своими подлинными и мнимыми врагами.

И сегодня имена Ахмеда Джавада, Бекира Чобанзаде и Али Назима вписаны в единый черный список жертв сталинизма.

Знающие люди говорят, что последними словами большевика Рухуллы Ахундова (5) перед расстрелом, к которому его приговорили свои же соратники-большевики, было признание:

- Был бы жив доктор (6), упал бы перед ним на колени, вымолил бы прощение!

Среди тех, кто в двадцатые годы с большевистских позиций "разоблачал" доктора как "националиста" и "антибольшевика" и добивал его, был и Рухулла Ахундов.

ЗАВИСТЬ К МАРТТИ ЛАРИ

Прочел роман-памфлет Мартти Лари "Четвертый позвонок, или Плут поневоле" и испытал острую зависть к этому финскому писателю: надо же - пишет что хочет и как хочет.

Пишет и издает.

На вопрос: "Кто есть счастливый человек?" ответить затрудняюсь.

Но если меня спросят: "Кто есть счастливый писатель?", отвечу не задумываясь: "Писатель без "Главлита".

С этим "счастливым писателем" я познакомился в прошлом году (7) во время его приезда в Баку: в Энциклопедии организовали с ним коротенькую встречу, на которую Расул Рза (8) пригласил и меня, "молодого писателя эпохи Главлита.

О ЛИТЕРАТУРНОЙ ПАМЯТИ

Вообще-то, литературная память - вещь ненадежная.

Вот, например, для меня Ринг Ларднер в американской литературе ХХ века является вторым после Колдуэлла блестящим новеллистом.

И что? Сегодня Ларднера помнят только "больные литературой".

Новеллы Ларднера являют собой образец раскованной, свободной, очаровательной непритязательности.

Согласимся, что непритязательность не может быть основанием для забвения...

ЧЕТВЕРТЫЙ ТОМ МОЛЬЕРА

В моей библиотеке есть три тома Мольера.

Вчера - а это было воскресенье - весь день читал комедии Мариво и все это время не мог избавиться от ощущения, что читаю четвертый том Мольера.

"Любовь и игра случая", "Дважды неверный", "Сюрприз любви", "Остров рабов"... - как будто издательство по ошибке вместо имени "Мольер" проставило на обложке "Мариво".

Да, и эпигонство бывает блестящим!

ВРАГ КНИГИ ДЕЛАЕТ ЕЙ ИМЯ

Сейчас все газеты, радио и телевидение заняты активным разоблачением Солженицына.

В романе Бальзака "Развеянные иллюзии", представляя Люсьена, впервые приехавшего в Париж, Каналису, мадам Баржетон выражается афористически и применимо к ситуации с Солженицыным. Глубокой ночью, не поленившись, нахожу это место в романе.

Мадам Баржетон: "Разрешите, - сказала она, обращаясь к Каналису, - представить вам господина де Рюбампре. У него еще нет врагов, которые создали бы ему имя".

Безмозглые враги Солженицына действуют по рецепту мадам Баржетон: делают ему имя.

ПРЕБЫВАЯ В ПРОШЛОМ, ДОН КИХОТ СМОТРИТ НА НАС ИЗ БУДУЩЕГО Я в Испании. Едем на машине из Мадрида в Толедо. Обозревая из окна равнины Ламанчи, независимо от себя ищу ветряные мельницы.

Ветряных мельниц нет.

Дон Кихот остался в прошлой вечности.

И в то же время мне чудится, будто Дон Кихот стоит со своим несуразным копьем в будущем - вот закончится дорога, а в конце ее на меня безумно мудро смотрит он (ждет, что ли, меня?).

МЕХТИ ГУСЕЙН И ИДЕОЛОГИЯ

Талант Мехти Гусейна уже с первой повести "Ненависть" - а было ему 26 лет - и с рассказов того времени наметил для себя верное направление в литературе, причем не в "советской литературе", а в истинной литературе.

Однако советская идеология и главным образом фанатичная вера Мехти Гусейна в нее кардинально изменили направление движения писателя в литературе, в его новых произведениях производство, нефть, план и прочий идеологически правильный антураж начали теснить живых людей, и в результате этого появились романы "Абшерон", "Нефтяные Камни", а затем и псевдоисторические декорации прошлого - "Комиссар", "Утро".

И Мехти Гусейн пополнил трагический список писателей, чей талант буквально был удушен идеологией.

Однако богатый опыт, начитанность (это был человек глубоких знаний и высокой культуры - иначе не скажешь!) и непрерывные размышления позволили ему написать цикл рассказов ("Соперники") и последний роман ("Подводные реки текут в море"), в которых он ценой неимоверных усилий, но достаточно четко вновь вернулся на путь движения к тому духовному пространству, которое называется "истинная литература".

Но на этот раз помешала смерть.

С УВАЖЕНИЕМ К ПЛЕШИВОМУ ХАМЗЕ, ИЛИ ЧАРУЮЩАЯ СИЛА СЛОВА

Полная чарующей силы выразительность художественного Слова - это нечто беспредельное, неограниченное.

Возьмем, к примеру, Кероглу, главного персонажа азербайджанского героического эпоса. Это художественный образ, который устное народное творчество, любя и ценя, веками "обрабатывало", совершенствовало и подняло на высокий художественно-эстетический уровень.

По сравнению с ним Плешивый Хамза - если подходить к нему формально - персонаж эпизодический, однако чарующая сила художественного Слова, его магия поднимает этот художественный образ в моем восприятии до уровня Кероглу, может, даже и выше.

МИР ИНОЙ И ГАМЛЕТ

...После встречи с инфернальной Тенью Гамлет начинает постигать суть мира подлунного (его природу!) и открывшиеся ему двуличие, лицемерие, подлая природа мира начинают доминировать в его мировосприятии: он превращается во врага не только своего дяди Клавдия и своей матери Гертруды, объектом его нападок становится и невинная Офелия, которую он фактически доводит до безумия, ставшего причиной ее самоубийства; и в своих друзьях юности - Гильденстерне и Розенкранце - он видит врагов, губит их, а в итоге и сам гибнет.

Так кто же она - эта Тень мира иного?

Глашатай справедливости или мстительный грешник?

МОГУТ ЛИ НЕ ИСПОЛНЯТЬСЯ ПРЕДНАЧЕРТАНИЯ СУДЬБЫ?

Если эти самые предначертания судьбы, которые по нашим поверьям наносятся на лоб человека невидимыми письменами, действительно существуют, разобрать и понять их порой бывает, ох, как трудно.

Читая произведения Алигулу Гамкюсара (9) в хронологической последовательности, обнаруживаешь его поступательное движение к глубинным смыслам творчества, буквально ощущаешь, как крепнет его талант, накапливая потенциальную энергию к прорыву в сторону обретения нового, доселе невысказанного художественного Слова, но вдруг - в 39 лет - его убивают в Тифлисе, и Слово осталось непроизнесенным.

(Эта мысль о Гамкюсаре пришла мне в голову вчера, сегодня хочу уточнить ее, а то нет от нее покоя).

Итак, в истории литературы зафиксированы имена очень больших художников, безвременно ушедших из жизни, но, тем не менее, успевших сказать свое Слово. Безусловно, если бы Судьба начертала на лбах, скажем, Байрона, Лермонтова или нашего Али Керима (10) даты более продолжительного срока жизни, сейчас бы мы не сокрушались о ненаписанных произведениях этих ярчайших поэтов.

Но бывает и так, что художник стоит на подступах к главному своему труду, он почти готов выполнить его (и исполнить тем самым предначертание Судьбы!), вдруг - раз! - и жизнь его обрывается неожиданнейшим образом.

Почему?

Вопрос к Судьбе: к чему готовила и почему прервала?

ОРГАНИЧНЫЙ СИНТЕЗ ПИСЬМЕННОЙ И УСТНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

Вообразим, что одна нить тянется из письменной литературы, другая - из фольклора, а потом они сплетаются в ажурные кружева.

И вот перед нами "Уленшпигель" Шарля де Костера.

О ПРОЗЕ ПОЛОНСКОГО

Яков Полонский - поэт, служивший вместе с нашим Мирза Фатали Ахундовым в Управлении наместника Кавказа, - принимаясь за рассказы и повести, явно насилует свой талант (а он - несомненен!), но стоит ему взяться за документальную прозу (пример: "Грузинские очерки") или мемуаристику (вспомним воспоминания об Иване Тургеневе), как талант его раскрывается, обретает утерянную было свежесть и молодую силу.

Согласимся, что нелепо сажать яблоню, ухаживать за ней, поливать, удобрять и ожидать от нее урожай груш.

Всякий талант изначально ориентирован на собственный путь, и менять направление нет надобности (да и возможности тоже!).

Горе тому писателю, кто интуитивно не в состоянии почувствовать, осознать это.

В ТИСКАХ ПРОТИВОРЕЧИЙ

Повесть Александра Бестужева-Марлинского "Аммалат бек" представляет собой полную и законченную антологию противоречивых чувств и взаимоисключающих идей: автор и любит, и ненавидит Кавказ, он одновременно и страшится Кавказа, и стращает Кавказ, в равной мере и воспевает, и проклинает его...

ПОЛКОВНИК ШАБЕР И НАШИ МЕРТВЕЦЫ

Безвылазно сижу в Мардакянах (11) и сутками напролет пишу "Смертный приговор"; не припомню, чтобы когда-то я так спешил закончить работу.

Сегодня утром вдруг почему-то вспомнил Шабера (12). Позвонил домой Нушабе (супруге), и она к вечеру прислала нужный том Бальзака.

В одном из диалогов Шабера есть такой пассаж:

"- Розанна!

- Слушаю вас.

- Мертвецы не должны выходить из могил, верно?"

Чуть ниже полковник снова возвращается к этой теме и, обращаясь к графине, говорит:

"- Да, мне следует вернуться в могилу, об этом я уже подумал".

То же самое настроение, та же самая идея, тот же самый взгляд на жизнь и общество предопределили появление в нашей литературе такого шедевра, как трагикомедия Дж.Мамедкулизаде "Мертвецы".

И я неожиданно для себя отложил в сторону незаконченный роман (!), попросил прислать мне пьесу "Мертвецы" и (в который раз? - не помню...) с наслаждением (к которому порой примешивалась ноющая боль) перечитал ее.

БЫЛ ЛИ НАШ МОЛЛА НАСРЕДДИН ЛИТЕРАТУРНЫМ КОНСУЛЬТАНТОМ ЭРНЕСТА ТЕОДОРА АМАДЕЯ ГОФМАНА?

Читая роман Гофмана о коте по имени Мурр (осилил его сегодня утром...), не мог отделаться от мысли-ощущения, что рядом с этим писателем, стремящимся избавиться от немецкого педантизма, стоял прибывший с Востока Молла Насреддин или Бахлул Даненде и помогал писателю добавлять огоньку в его сатиру и юмор.

И это ему удалось в значительной мере.

Перевод с азербайджанского Вагифа Ибрагимоглу

Продолжение следует _____________________________

1. Имеется в виду "Дневник Анны Франк".

2. Али Назим (1906-1941) - азербайджанский критик, литературовед.

3. Бекир Чобанзаде (1893-1937) - тюрколог, литературовед.

4. Ахмед Джавад (1892-1937) - азербайджанский поэт.

5. Рухулла Ахундов (1897-1938) - партийно-государственный деятель, публицист.

6. Речь идет о докторе Наримане Нариманове (1870-1925) - писателе и государственном деятеле.

7. Если не изменяет память, было это в 1970 году.

8. Расул Рза (1910-1981) - народный поэт Азербайджана.

9. Алигулу Гамкюсар (1880-1919) - азербайджанский поэт.

10. Али Керим (1931-1969) - азербайджанский поэт.

11. Дачный пригород Баку.

12. Герой повести Бальзака "Полковник Шабер".