Доктору исторических наук, ведущему научному сотруднику Института всеобщей истории Российской академии наук Джахангиру Наджафову недавно исполнилось 80 лет. Дж.Наджафов является одним из ведущих американистов России, одним из авторов четырехтомника "История США". Наряду с этим он является автором многочисленных трудов по развитию взаимоотношений между Россией и США. В интервью "Зеркалу" известный ученый дает оценку истории и нынешнему состоянию взаимоотношений между этими двумя государствами.
- 80 лет вашей жизни охватили большой исторический этап нашей страны. Ваше детство прошло при разгуле тоталитаризма, молодость пришлась на тяжелые годы послевоенного строительства и восстановления. События времен критики культа личности и развала Страны Советов прошли перед вашими глазами. Как вы, историк, характеризуете этот период?
- Каким был ХХ век для нашей цивилизации? Начинался он под знаком индустриального подъема и внедрения электричества (вспомним ленинское: "Советская власть плюс электрификация всей страны"), продолжился открытиями в области ядерной энергии, выходом человека в космос, развитием телевидения, успехами генной инженерии, появлением компьютера с Интернетом. Но если бы пришлось выбирать одно из многих определений века ("атомный", "космический" и другие), я бы остановился на эйнштейновском "трагическом столетии" - из-за выбросов-катаклизмов двух мировых и "холодной войны", превративших конфронтацию в стержень исторического развития в минувшем столетии. Во всех этих случаях конфликты зарождались в недрах тоталитарных государственных систем, а победителями из них выходили государства с более развитыми, передовыми системами. В "холодной войне" удалось избежать худшего только потому, что длительная конфронтация выявила, с одной стороны, перевес сил либеральной демократии, принципиально отвергающей путь тоталитаризма, и нежизнеспособность советской тоталитарной системы - с другой. А не вовсе из-за ракетно-ядерного паритета между США и СССР, как принято считать.
Такой подход отвечает моей гуманитарной профессии, опыту длительных занятий историей США, внешней политики СССР (начавшихся с участия в работе над томами с 3-го по 11-й серии "Документы внешней политики СССР" и продолженных работой над 4-м томом "Истории Второй мировой войны"). В последние два десятилетия я переключился на общие проблемы истории ХХ века - Вторая мировая война, "холодная война", советский фактор в мировой политике. Чему способствовало открытие (пусть и неполное) доступа к материалам архивов советского времени?
Самые последние мои работы посвящены советскому периоду российской истории в контексте всемирной истории. С учетом, с одной стороны, идущего издалека процесса интернационализации жизни, так или иначе сближающего страны и народы (что отмечали еще авторы "Коммунистического манифеста"; ныне этот процесс ассоциируется с термином глобализация). Я был инициатором издания по этой тематике книги "ХХ век.
ArrayМногообразие. Противоречивость. Целостность". С другой стороны, геополитического евразийского положения России, царской ли, коммунистической ли, которое питало воинственные настроения ее правящих верхов, возложивших на себя мировую миссию.
Сложилась давняя традиция рассматривать внутренние проблемы страны сквозь призму внешнеполитическую, а их решение увязывать с военно-стратегическими соображениями. Отсюда многовековая территориальная экспансия под лозунгом основания "Третьего Рима". Я разделяю суждение, что "Россия всегда развивалась в пространстве и почти никогда - во времени, наращивала внешнюю мощь, но не внутренние потребности" (из выступления Ф.Бомсдорфа на Ходорковских чтениях). При большевистской власти эта тенденция достигла своего апогея, когда прежняя имперская внешняя политика трансформировалась в политику классово-имперскую (или - революционно-державную). По закону бытия империи она должна перманентно расширяться. Достигнув определенных пределов в Европе и встречая все, возраставшее сопротивление государств Североатлантического сообщества, коммунистическая Россия обратила свои взоры на страны третьего мира, рассчитывая на дополнительные ресурсы для экспансии.
Именно в "холодной войне" с ее беспрецедентной гонкой вооружений Советский Союз вплотную приблизился к заветной цели достижения силового перевеса над капиталистическими странами. Формула военно-стратегического паритета (равновесия) "между миром социализма и миром капитализма" лишь слегка прикрывала глобальную военно-стратегическую доктрину СССР - не уступать по военной мощи любой комбинации противостоящих ему государств. Включая не только США и другие государства НАТО, но и Японию, и даже социалистический Китай (времена советско-китайской вражды, растянувшейся на два десятка лет). Никогда в истории ни одна страна не ставила перед собой столь амбициозную и, как показала практика, самоубийственную задачу - быть равным (а то и превосходить) в военном отношении все остальные страны взятые вместе. Такая постановка вопроса, отражая безудержное стремление к верховенству в мировых делах, продемонстрировала живучесть нестареющей идеи "мирового революционного процесса". Идеи, отводившей СССР роль не только застрельщика, но и главной силы при штурме бастионов капитализма.
Однако именно "имперское перенапряжение" и погубило Российско-Советскую империю, многочисленные предпосылки близкого крушения которой созрели ко времени афганской авантюры. Я имею в виду прежде всего начавшуюся с окончания Второй мировой войны прямую конфронтацию с гораздо более продвинутыми странами западной цивилизации. Британский историк П.Кеннеди, написавший книгу "Взлет и падение великих держав", вывел закон конечного падения таких держав по причине их возрастающей технологической отсталости. Неоднозначная историческая концепция, но в случае исхода "холодной войны" между Востоком и Западом нельзя не прийти к выводу, что все решилось в пользу технологически более передовой, более рациональной социально-экономической системы.
Оправдалось, по крайней мере, одно из ленинских предвидений о "немыслимости" длительного сосуществования двух систем. Такому пониманию движения истории посвящены мои статьи "Об историко-геополитическом наследии советско-германского пакта о ненападении 1939 года" и "К вопросу о генезисе Холодной войны". Направленность последней статьи можно передать словами Корнея Ивановича Чуковского, исследователя творчества А.П. Чехова, известного также как детский писатель; словами, о которых донесла внутренняя агентура Сталину в октябре 1944 года: "С падением нацистской деспотии мир демократии встанет лицом к лицу с советской деспотией".
Но готова ли новая Россия наконец всецело обратиться к внутренним проблемам, оставив за внешней политикой защиту интересов строго экономических в неизбежной конкуренции по всему миру? Заявления типа "Развал Советского Союза стал крупнейшей геополитической катастрофой ХХ века" и о неких "сферах интересов" России (термин из секретного протокола к советско-германскому пакту 1939 года, зафиксировавшего захватнические планы Гитлера и Сталина), сделанные с нескрываемой ностальгией по прошлому, "когда все нас боялись", говорят о непреходящих имперских замыслах. О том же говорит неблагополучие в отношениях России с некоторыми из бывших советских республик (Грузия, Украина, прибалтийские страны). Режим Путина-Медведева не прочь направить возрождение великорусского национализма на прежние цели.
Переход к напористой внешней политике получил наглядное подтверждение в последние дни, когда отмечались годовщины советско-германского пакта 23 августа и начала Второй мировой войны 1 сентября 1939 года. Официальные пропагандистские усилия направлены на то, чтобы реанимировать сталинскую трактовку предвоенной советской внешней политики, разорвав причинно-следственную связь этих событий, отделенных друг от друга всего одной неделей. Скрыть подсобную, одновременно провокационную роль Сталина в развязывании мировой войны, который через несколько дней после начала войны говорил своим приближенным (запись в дневнике руководителя Коминтерна Г.Димитрова): "Мы можем маневрировать, подталкивая одну сторону против другой, чтобы (они) лучше разодрались".
В неутихающих спорах о том, кто помогал Гитлеру в подготовке и развязывании войны, ответ, по-моему, можно найти, задавшись такими вопросами. Кто еще, помимо Гитлера и его прямых сообщников в Токио и Риме, был заинтересован в сломе Версальско-Вашингтонской системы международных отношений, созданной победителями Первой мировой войны? Заинтересован в пересмотре государственно-территориального статус-кво, начиная с Европы, остававшейся генератором глобальных процессов? Кто еще, помимо нацистских лидеров, строил свою политику в расчете на социальные перемены в мировом общественном развитии? Очевидно, что именно такие цели перед собой ставило при Сталине советское тоталитарное государство.
- Ваш отец - Гусейн Наджафов - в 40-е годы прошлого века исполнял обязанности первого секретаря Нахчыванского областного комитета Коммунистической партии Азербайджана...
|
