(Продолжение. Начало см. "Зеркало" от 7 и 14 января 2012 г.)

- Ты не купил хлеба, - сказала жена из комнаты, едва он перешагнул порог квартиры.

- Откуда ты знаешь? Ты же меня не видишь.

- Я тебя насквозь вижу, - сказала она, выходя в прихожую и оглядывая его с ног до головы. - Ты опять был у этой шлюхи?

- Не обязательно быть шлюхой, чтобы спать со мной, - парировал он. - Ты оскорбляешь не ее, а меня.

- И правильно делаю! - заявила она.

- Ладно, отстань, я спать хочу.

- Еще бы! Натрахался там...

Он, пошатываясь от усталости, направился в спальню и повалился как был в одежде на кровать. Она вошла следом, стянула с него туфли.

- Ходишь, как свинья по грязи, потом в постель в ботинках... - заговорила она монотонно, хорошо зная, что именно такой ее тон он не выносит. - Не валяйся одетым, ты не под забором. Встань, разденься и ложись по-человечески...

- Уйди! - простонал он.

- Что такое? - встревожилась она. - Начинается?

- Да, - соврал он, чтобы она отстала.

- Сейчас! - она сорвалась с места. - Сейчас принесу, - и через минуту ее ворчание донеслось из комнаты. - Ну, где они, куда ты положил? Говорила тебе - клади всегда в одно и то же место, чтобы не искать, клади в ящик стола, где все лекарства лежат... Запустил, запустил, теперь приходится расхлебывать... Если б ты послушался меня и тогда же, четыре месяца назад, обратился к врачу, уже все было бы позади... Даже если б нужна была операция, ну что ж, мало ли таких операций делают...

ArrayДавно бы был здоров, не мучился бы сейчас...

Хаш помнил, что лекарства у него в кармане пиджака, но намеренно не говорил ей, вместо этого он крикнул из спальни, чтобы она слышала:

- Нечего сейчас говорить о прошлогоднем снеге... Запустил и запустил, что теперь делать?

Его реплика вызвала новую волну ворчания, но он заткнул уши и ничего не слышал.

Она все-таки нашла что-то завалявшееся и принесла со стаканом воды. Хаш разжал уши.

- На, прими, - сказала жена все еще сердитым ворчливым тоном, но с явно ощутимыми тревожными нотками в голосе.

- Не надо, - капризно произнес он, отстраняя ее руку с таблетками.

- Почему? - удивилась она.

- Я соврал, - сказал он, отводя взгляд. - Не болит.

- Почему соврал? - уже начиная закипать, спросила она, пока сдерживаясь, чтобы не взорваться раньше времени.

- Чтобы ты отстала.

- Ах ты, поганец! Дрянь такая! - она швырнула ему в голову брикет с таблетками.

Он отмахнулся, лекарства упали на пол, возле кровати.

- А-а!.. - сказал он, стараясь обратить все в шутку, - Стакан побоялась бросить.

Вот тут интуиция его не обманула, потому что в тот же миг в голову ему полетел стакан, расплескивая воду на постель.

- Не побоялась, - констатировал он, вытирая мокрое лицо краем одеяла. - Ну и дура.

- От дурака слышу! - ответила она сердито и вышла, хлопнув дверью.

Два часа ночи. Он не мог заснуть, лежал без сна, думал о том, о сем. Поглядел на часы. Начало третьего. Рядом беззаботно - на первый взгляд - храпела жена. Ну, как с ней, с такой храпящей заниматься любовью? - подумал он. Посмотрел на нее внимательнее. На второй взгляд она также казалась беззаботной. Спит лицом к нему, подперев щеку ладонью. Он осторожно зажал пальцами ей нос. Она стала задыхаться, бормотать нечленораздельно, он отпустил, торопливо отвернулся, спящим притворился. Храп временно прекратился, но минуты через две возобновился с новой силой. Это его, не спящего, раздражало, мешало думать. Придушить ее, что ли? Хаш представил себе картину во всех подробностях: он душит ее во сне, она, дико выпучив глаза, сучит ногами, ерзает, отбрасывает одеяло, оголяя свои давно опостылевшие ляжки, похожие на офицерские штаны-галифе, не женщина - штурмбанфюрер. Не хочет умирать. Но он настойчив. И вот ее большое, расслабленное, как тряпичная кукла, тело лежит, раскинувшись на смятой до крайности постели. Он усмехнулся. Содрогнулся, однако. Стал вспоминать их прошлую жизнь, стараясь быть объективным: она ведь не всегда была штурмбанфюрером, была в молодости тоненькой, красивенькой, заниматься с ней любовью доставляло им обоим удовольствие, они шлепали друг друга по ягодицам, шептали друг другу в уши изысканные непристойности, да, были дни....