(Продолжение. Начало см. "Зеркало" от 30 мая, 6, 13, 20, 26 июня, 4, 11, 18, 25 июля, 1, 8, 15, 22, 29 августа и 5 сентября 2009 г.)

ПОШУТИЛ ЛИ ФЕДОР АБРАМОВ?

Вчера должен был выступить на съезде (1), слово мне дали после перерыва.

После выступления (двадцатиминутный спич я в основном посвятил теме "Критика и национальная литература", и, признаюсь, мне доставило истинное удовольствие произнесение со столь высокой трибуны имен Мирзы Фатали, Мирзы Джалила) вместе с Юсифом Самедоглу и Гасаном Гасановым мы отправились на выставку импрессионистов в Пушкинском музее.

Там мы повстречались с Федором Абрамовым и его супругой Людмилой Владимировной.

Я был знаком с Абрамовым и на правах "старого" знакомого представил им Юсифа и Гасана Гасанова.

Гасан Гасанов, постоянно заряженный идеей пропаганды Азербайджана и вообще будучи человеком коммуникабельным и обаятельным, пригласил Федора Абрамова с супругой в Азербайджан.

Сегодня пополудни зашел в редакцию журнала "Дружба народов" и в кабинете главного редактора Сергея Баруздина застал Федора Абрамова.

- Поздравляю вас, Эльчин, - сказал он. - Вы уже музеи посещаете вместе с секретарями!.. (2)

В ответ я улыбнулся, посчитав сказанное шуткой писателя.

Сейчас, по истечении времени, мне порой думается, что он - большой русский писатель! - не шутил и считал этот факт достойным всяческой гордости и уважения.

Если это так, если идеология настолько много значила для этого честнейшего писателя, а партийная должность столь высоко ценилась им - это трагедия.

Мне остается только надеяться на то, что в словах Федора Абрамова заключалась шутка, в крайнем случае - ирония, которую я просто-напросто не почувствовал...

РОМАН И СЮЖЕТ

Я абсолютно убежден, что сюжет не создает роман, напротив - роман создает сюжет.

Роман - это значит люди, их чувства и переживания, различные уровни изучаемой натуры.

В сущности и сюжет вводит в роман те же самые компоненты, а именно: человеческие характеры, те же чувства и переживания и различные уровни натуры.

Замужняя женщина любит другого мужчину, испытывает внутренние потрясения, сталкивается с равнодушием возлюбленного, не желая и не умея примириться с этим, бросается под поезд - это сюжет "Анны Карениной".

Но саму Анну впервые встречаем чуть ли не на сотой странице романа.

Эти 100 страниц Толстого - подготовка к роману, подступ к нему, а вовсе не к сюжету.

МОПАССАН И ТУРГЕНЕВ

Мопассан считал себя учеником Тургенева.

Однако мне кажется, что Тургенев не был русским в той степени, в какой Мопассан был французом.

Герасим из "Муму" - русский мужик, слов нет, а вот, например, Рудин из одноименного романа для меня не столь бесспорно русский, как Герасим.

В то время как Жорж Дюруа из "Милого друга" или Жанна из "Жизни" - персонажи, созданные самовыражения француза.

СОВРЕМЕННАЯ ЯПОНСКАЯ НОВЕЛЛА

В художественной фантастике есть излюбленная тема: каким-то чудесно-невероятным образом люди прошлого внезапно оказываются в будущем - в нашем времени.

Читая современные японские новеллы (особенно таких авторов, как Ватанабэ и Кендзи Маруяма), не могу отделаться от ощущения, будто эти и другие писатели в действительности жили в средневековой феодальной Японии, стране ритуалов, основанных на культе чести, совести и долга, точнее, большая часть их жизни прошла там, и они неожиданно для себя попали в наше торопливое время, напичканное телефонами и телевизорами, самолетами и автомобилями, перенасыщенное атомными бомбами и компьютерами. Оказавшись в чужом для себя времени, они растерялись и... начали писать свои новеллы.

ПРОЩАНИЕ ДАРЬИ С ЖИЗНЬЮ

Шолоховская Дарья из "Тихого Дона" настолько полнокровно изображена автором, что ее оптимизм, щедро излучаемая ею жизненная энергия, бьющая через край любовь ко всему и всем не может не вызвать ответную к ней любовь, при всем при том для меня сцена ее самоубийства - одна из самых выразительных картин прощания с жизнью, описанная в русской литературе.

Перечитайте то место, где она тонет в Дону, и, наверное, вы согласитесь со мной...

НА ПАРИЖСКОМ КОЛЛОКВИУМЕ "ДЕДЕ ГОРГУД-1300" ВСПОМИНАЮТСЯ СЛОВА ФИРИДУН БЕКА

В 1913 году в статье "Родной язык" ("Ана дили"), выступая против "османизации" азербайджанского языка, Фиридун бек Кочарли (3) пишет: "Да пробудит Аллах совесть в Али беке Гусейнзаде (4), Сидел бы он себе спокойно в Стамбуле, и незачем было бы ему пожаловать к нам на горемычный Кавказ. В учености и глубокомыслии этого достопочтенного господина мы не сомневаемся и ничего по этому поводу сказать не имеем. Но мы должны со всей определенностью сказать, что его ученость и глубокомыслие не дали нам желанных плодов, напротив, внесли нарушения в наш язык, внедряя в него новый язык".

Допускаю, что Фиридун бек не сдержал своих чувств и потому выступил со столь максималистской позиции. Не случайно, что Мамед Эмин Расулзаде (5) в том же году в своей обширной рецензии на роман Наримана Нариманова "Бахадур и Сона" особо останавливается на проблеме языка и высказывает отношение к резким словам Фиридун бека. Он, в частности, пишет: "Вместо того чтобы придерживаться основной проблемы (речь идет об использовании национального языка и всех своих возможностей. - Э.), один из знаменосцев наших корреспондентов, ужаснувшихся османского влияния и восставших против него, а именно господин Фиридун Кочарлинский даже пошел дальше и выразил сожаление по поводу приезда в Кавказию Али бека Гусейнзаде, столь много ценного сделавшего для реформации нашей письменности. Я же свое сожаление выражаю не по поводу языка и личности Али бека, а выражаю его по поводу чуждых законов и правил, опутавших наш язык".

А вспомнил я эту полемику вовсе не для того, чтобы высказать свое отношение к ней, отнюдь. Причина в другом.

Я вел коллоквиум "Деде Горгуд", организованный ЮНЕСКО в Париже в связи 1300-летием этого памятника (6), и с удовлетворением констатировал атмосферу подлинно научного интереса к предмету, созданную докладами ученых из разных стран.

Один из серьезных исследователей эпоса, французский ориенталист Луи Базен, переведший "Деде Горгуд" на свой родной язык, опоздал на коллоквиум.

Само собой разумеется, мне очень хотелось, чтобы он выступил, сказал свое авторитетное слово на нашем историческом собрании, и я, особо поприветствовав ученого, сказал несколько добрых слов о его деятельности и от имени нашей делегации, а также от лица всей азербайджанской общественности выразил ему благодарность за перевод и издание эпоса "Деде Горгуд".

Видимо, мои слова воодушевили Луи Базена, и он пожелал выступить и, взяв слово, начал говорить о "Деде Горгуде".

Говорил он долго и безостановочно, увлеченно и даже страстно, но ввиду того, что специально не готовился к выступлению, ученый, что называется, ломился в открытую дверь, то есть ничего нового не сообщал, перечислял факты, известные участникам коллоквиума, повторял идеи и гипотезы, уже апробированные горгудоведением.

И вот тут-то мне и припомнились слова, сказанные Фиридун беком в адрес Али бека, и, слушая почтенного Луи Базена, я перефразировал их. Получилось следующее: "Да пробудит Аллах совесть в Луи Базене! Сидел бы он себе спокойно на своем месте и не выступал бы на нашем коллоквиуме, и не наносил бы ущерба своему научному реноме..."

По возвращении в Баку я сразу же достал изданные еще в 1963 году "Избранные сочинения" Фиридун бека Кочарли, отыскал статью "Родной язык" и перечитал ее несколько раз, чтобы избавиться от наваждения Луи Базена...

РАССКАЗЫ ГАРШИНА

Гаршин представляется мне в образе Гамлета русской новеллистики (причем не только XIX века, а вообще), и все его лучшие рассказы, - абсолютно разные, - скажем, "Трус", "Надежда Николаевна", "Красный цветок", "Ночь", "Воспоминания рядового Иванова", - объединяет все тот же гамлетовский вопрос: "Быть или не быть?"

Личная судьба Гаршина оказалась настроенной на вторую часть этого вопроса и явилась ответом на него.

О РАЗИПУРАМЕ НАРАЯНЕ

После Тагора вторым по значимости (для меня и в пределах моей осведомленности) в индийской литературе является Нараян.

В его произведениях - рассказах, повестях, особенно в романе "Святой Раджу" - присутствует мелодраматическая душещипательность, однако и эта чувствительность, доходящая до слезливости, обусловлена национальными особенностями характера его героев, и потому они естественны и лишены налета пошлости, неизбежно возникающей в подобных случаях.

Даже рассказы и притчи, напрямую связанные с древними индийскими верованиями, мифами и легендами, Нараян насыщает деталями и приметами быта, традиции и обрядов своего народа, но все это лишено стремления поразить экзотикой и потому не выглядит фальшивой мишурой.

В его произведениях между мелодрамой и пошлостью, описанием специфического быта и экзотикой пролегает очень тонкая, едва заметная граница, и Нараяну удается не нарушить ее, он словно бы балансирует на грани возможного.

В этом и заключается его значение для индийской литературы.

А самый большой, на мой взгляд, недостаток писателя Нараяна - это то, что он пишет на английском, а не на родном для себя тамильском языке.

Впрочем, эта проблема выходит за рамки собственно литературы и кроется в глубинах колониальной истории Индии...

МАГИЯ ШЕКСПИРА

Персонаж комедии "Много шума из ничего" Бенедикт говорит, обращаясь к своей возлюбленной Беатриче: "Я хочу жить в твоем сердце, умереть у тебя на груди и быть погребенным в глубине твоих глаз".

Другого героя литературы, изрекающего подобные словесные перлы, читатель (зритель) скорее всего не примет, посчитав подобные речи выспаренными сверх всякой художественно-эстетической меры, и только Шекспиру "дозволяется" нарушать нормы, вследствие чего мы воспринимаем эту любовную риторику, отзываемся на ее бьющую через край жизнерадостность.

УСПЕХ РОМАНА "ДЕЛИКАТНЫЙ МЕМЕТ", ИЛИ ХАРАКТЕР ПРЕОДОЛЕВАЕТ ХУДОЖЕСТВЕННО-ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ПРОСЧЕТЫ Вечером с отцом говорили о турецкой литературе.

Отец считает Орхана Кемаля самым видным турецким прозаиком и очень высокого мнения о его романе "Обвиняемый".

Бесспорно, это произведение - одно из лучших творений такого несомненно талантливого писателя, как Орхан Кемаль, но для меня романы, повести и рассказы Яшара Кемаля с их прозрачной акварельностью, чуткостью к "деликатным" свойствам натуры выглядят более завершенными и тонкими.

Бросается в глаза одна странность, если не сказать строже, в творчестве Яшара Кемаля: "Деликатный Мемет" - первый роман этого автора, и, на мой взгляд, он уступает последующим романам и таким повестям, как "Если убьешь змею" или "Разбойники", как в смысле художественности и эстетических показателей, так и по глубине замысла.

Однако в разговорах о Яшаре Кемале первым упоминается именно "Деликатный Мемет", и вообще в литературоведении Яшар Кемаль фигурирует главным образом как автор этого романа.

Отец говорит:

- Потому что он открыл для иностранцев, особенно для русских и европейцев, новый характер.

Согласен.

Да, именно этот характер покрывает (скрывает) художественные недочеты, дробит их, вытесняет их из моей партитуры восприятия.

ТОЛСТОЙ КАК ПОСЛЕДНЯЯ ГРАНЬ

Все, написанное Толстым, располагается на последней грани совершенства - ничего не прибавить, не убавить, не исправить, не развить дальше.

По Толстому сняты фильмы (перед глазами оживают кадры "Анны Карениной" режиссера Зархи с Самойловой в заглавной роли, Пьера, созданного Бондарчуком, Наташи в исполнении Одри Хепберн и Пьера, сыгранного Генри Фондой!), написаны музыкальные произведения ("Война и мир" С.Прокофьева!), но во всех случаях исходная проза Толстого - это небесная высь, а все фильмы, музыкальные и живописные полотна, инсценировки и прочее - факты "поднебесья".

Поясню свою мысль следующим примером: Дюма-сын написал "Даму с камелиями" и вышел из тени Дюма-отца, став признанным европейским писателем.

Потом переделал роман в одноименную пьесу, на основе которой Верди сочинил оперу "Травиата" и своей гениальной музыкой высказал все то, что не удалось Дюма-сыну пером, музыка подняла "Даму с камелиями" на более высокий уровень и, по существу, обессмертила ее.

Или вот: Мериме написал повесть "Кармен", потом Бизе сочинил оперу "Кармен" и поднял повесть на более высокий уровень, а еще потом творческий тандем Щедрин-Плисецкая возвели "Кармен" на вершины современного искусства.

С Толстым такое невозможно.

Вчера с Альбертом Лихановым и Лилией (7) смотрели в Большом театре "Анну Каренину" Щедрина. Анна - Плисецкая, и это было чудо!

Но в то же время и это чудо, и весь Большой театр (и я в том числе!) находились под небом Толстого...

Перевод с азербайджанского Вагифа Ибрагимоглу

Продолжение следует

-----------------------

1. Речь идет о VII съезде писателей, состоявшемся 30 июня - 4 июля 1981 г. в Москве.

2. В то время Гасан Гасанов был секретарем по идеологии ЦК КП Азербайджана.

3. Фиридун бек Кочарли (1863-1920) - азербайджанский литературовед, просветитель.

4. Али бек Гусейнзаде (1864-1942) - азербайджанский журналист, общественный деятель.

5. Мамед Эмин Расулзаде (1884-1955) - азербайджанский государственный деятель, один из лидеров Азербайджанской Демократической Республики (1918-1920).

6. Литературный памятник мифоэпического творчества ряда тюркских народов, в том числе и огузов, предков современных азербайджанцев, известный как "Китаби Дедем Горгуд" - "Книга отца моего Горгуда".

7. Альберт Лиханов - русский писатель, в 1970-1980-х гг. главный редактор журнала "Смена"; Лилия - его супруга..