(Окончание. Начало см. "Зеркало" от 19 ноября 2011 г.)

"Для того, кто живет праведной жизнью, смерти нет"

Лев Толстой

Еще один Твой идол, Твое божество - Твой муж, споспешатель Твоей жизни Али Илдырымоглу! Как и Ты, отец в семейной жизни был скуп на эмоции, взыскателен и строг. Власть его над нами, детьми, была абсолютной, и требовал он от нас полного послушания и неукоснительного соблюдения установленных им в доме законов, преступать которые права не имел никто. Но, Мамочка, все мы отлично понимали, что суровость порядков в нашей семье отнюдь не только отражала специфичность натуры отца. Суровость эта усердно культивировалась и поддерживалась Тобой. Все средства, все силы свои употребляла Ты на то, чтобы укрепить и возвысить в доме авторитет его главы. Культ отца в нашей семье, а если брать шире, то феномен Али Илдырымоглу в нашем обществе, по сути, создала именно Ты. Для Тебя отец был богом, которому с истовостью Ты поклонялась и служила. Казалось, только отцом Ты и жила, одним только им и дышала, бдительно стоя на страже чести его и достоинства, достославная моя Мама! Ты брала с нас клятвы именем Али, учила нас быть такими же аккуратными и дисциплинированными, как он, и всегда и во всем иметь его для себя примером. Стоило нам в чем-нибудь сделать промашку, как в сердцах Ты восклицала: "Вот придет Али, все ему расскажу!", или: "Живей, живей, уймитесь, отец скоро воротится!", или: "Не шумите, отец с работы вернулся, усталый!", или: "Потише вы, Али пишет!" и так далее и так далее.

Любое Твое обращение к нам начиналось именем "Али" и им же заканчивалось. Сколько раз произнесла Ты за свою жизнь это имя, да пасть мне жертвой красноречия Твоего, Мамочка! Повторяла Ты имя это так часто, что со временем оно обрело для нас значение закона, сделалось жизненным нашим кредо, моральным нашим кодексом. Порою, словно бы в острастку, Ты внушала мне: "Право слово, Юсиф, сама в том удостоверилась: Али - свят, и обидевшему его с непременностью воздастся!" Сыскать ли где теперь таких женщин - женщин, которые столь же рьяно утверждали бы в доме культ мужчины, радели бы об авторитете супруга и на должном уровне поддерживали бы в детях уважение к их отцу, несравненная моя Мама?!

Мама! Помнится мне, что именно Ты более других радовалась каждой очередной публикации отца. "А ну-ка, где новый номер, немедленно доставьте его мне!" - бывало разражалась Ты. Заполучив же вожделенную газету, садилась с нею где-нибудь в сторонке и с жадностью приступала к чтению, по мере которого на лице Твоем исподволь проступала по-детски наивная улыбка.

ArrayТы не таила своей гордости за мужа, искренне восхищалась им, моя высокодушная, моя простосердечная Мама! Позднее случилось Тебе стать первой читательницей отцовских романов и первым же их критиком. Когда Тебя что-то в них не устраивало, Ты без обиняков высказывала свои замечания автору, нередко с вящими настойчивостью и категоричностью. Почитая творчество отца как главную семейную святыню, Ты и относилась к нему с соответствующими бережностью и вниманием. "Али, здесь надо не так, напиши ты этак, станет несравненно лучше", - бывало указывала Ты отцу. По своему обыкновению, замечания от Тебя выслушивал он с безгласностью утеса. И тогда, смягчив тон, уже с участливой деликатностью в голосе, Ты обмолвливалась: "Али, я про это вот место говорю", - и чуть подавалась корпусом в его сторону. И тут наконец речь к отцу возвращалась, и, веско, сквозь зубы, он выцеживал: "Ступай-ка, женщина, займись женскими своими делами!" И, ничуть не обидевшаяся на него, посмеиваясь, удалялась Ты на кухню. Отец, он что - он отец и есть. Этак просто ни за что мнения своего не переменит, ни за что не признает собственной ошибки. Но, хотя и спустя время, аргументы Твои он все же принимал и, никому о том не сообщая, вносил в свой роман надлежащие поправки. Когда хитрость эта бывала Тобой обнаружена, Ты шутливо над ним подтрунивала: "Видишь, Али, все ж по-моему дело сладилось. И здесь не сумел ты без меня обойтись..." Господи, какие то были счастливые дни!..

Наверное знаю: отец любил Тебя безмерно. Только выставлять любовь эту напоказ было не в его характере, хранил он ее внутри себя. Это Ты, с Твоей непосредственностью, полагала для себя позволительным свою к нему любовь выражать открыто и бурно. Показательны в этом смысле слова, сделавшиеся своеобразным девизом Твоей жизни: "Пусть убьет меня Аллах пред взором Али!" Обычаем Твоим было выставлять вперед отца, самой оставаясь в тени. Спору нет, отец - человек выдающийся и, как никто другой, такой любви достоин. Но вместе с тем следует также признать: значение его в большой мере прибавлялось Тобой в течение всей Твоей жизни. Укажи мне еще хоть одну женщину, что без колебаний приняла бы смерть ради своего супруга! А ведь Ты всечасно готова была сделать это, самоотверженная моя Мама! И в конце концов заветное свое исполнила, желанного - добилась...

И, исконно таивший от всех Великую свою любовь, мужественный Али Илдырымоглу сегодня безутешно, как малое дитя, плачет о Тебе, притихший в укромном углу. Сегодня сознание Твоего ухода жжет ему сердце еще сильнее, чем то было вчера. Человек-скала - мой отец, необоримый, несгибаемый Али Илдырымоглу нынче, в отсутствии Тебя, как съежившийся в пламени бумажный комок, как кровью исходящий подранок. Плачет - может быть, даже больше о самом себе, о днях своей юности и о годах невероятного счастья, познанного им с его Шафигой. Кто еще, кроме Тебя, способен водворить покой в его душу, кто еще сумеет угождать ему и ходить за ним, как Ты! Да соберись вокруг него хоть целый мир - в толпище этом не сыщется никого, кто сумел бы заменить Твоему мужу Тебя. Это Тобой избалованный сделался мой отец привередой, и теперь ублаготворить его могут одни только Твои усердие и нежность. Лишь теперь пришло ко мне осознание того, что для отца Ты была не просто спутницей жизни, но в каком-то смысле также и матерью, которую потерял он в раннем детстве. Для меня это очевидно..