Азербайджано-татарские литературно-культурные связи, обусловленные общностью исторических судеб, близостью этногенетических, языковых и религиозных традиций, интенсивно развивались на протяжении столетий.
В их формировании и расширении в новых условиях в начале ХХ века немалая заслуга принадлежит великому татарскому поэту Габдулле Тукаю (1886-1913). В этом году исполняется 125 лет со дня рождения поэта. Из них он прожил всего около 27 лет. Однако этого короткого времени было достаточно, чтобы увековечить свое имя в истории родной литературы, стать ее вечно молодым классиком. Решением Международной организации тюркской культуры - ТЮРКСОЙ 2011 год был объявлен Годом Тукая.
Самобытный, талантливый художник Г.Тукай почти одновременно со своей родиной завоевал признание и в Азербайджане. По верному наблюдению татарского ученого профессора Р.Нафигова, он "стал самым современным поэтом современности, как Мирза Алекпер Сабир". Уже в 1906 году бакинская газета "Хеят" в одном из первых номеров опубликовала стихотворение "Где муллы, что хотят омусульманить Японию?" двадцатилетнего поэта, в котором высмеивались тщеславные и наивные иллюзии ревнителей ислама.
Эта публикация не носила случайный характер. Выражавшая настроения и интересы национальной интеллигенции газета "Хеят" ратовала прежде всего за консолидацию приверженцев ислама у себя на родине и решение внутренних проблем разрозненного мусульманского мира. Поэтому миссионерская деятельность "исламских борцов" типа татарского богослова Абдуррашида Ибрагимова (1857-1944), поставившего перед собой цель распространить учение ислама в Стране восходящего солнца после революционного и поучительного 1905 года, не очень импонировала ей.
В умелых руках издателя А.Топчибашева, редакторов А.Агаева и А.Гусейнзаде газета "Хеят" очень быстро превратилась в "общемусульманский печатный орган". На ее страницах публиковались статьи о классиках мировой литературы, просвещении и культуре, современных проблемах исламского мира, пропагандировались идеи прогресса и общественного развития.
До появления первой татарской газеты ХХ века "Фикер" ("Мысль") и других периодических изданий "Шарги-рус" и "Хеят" были достаточно популярны среди интеллигенции Поволжья. Видимо, освещение некоторых сторон татарской действительности также способствовало этому. Например, "Хеят" еще в 1905 году в статье "Весна нашей культуры" писала о давно ожидаемом национальном и культурном пробуждении в Казани.
Г.Тукай в далеком Уральске (ныне европейская часть Западного Казахстана - В.Г.) также читал "Хеят" и даже был информирован о трудностях издания, возникших с первых же дней и сопутствующих до конца его существования. Это показывает следующее четверостишие татарского поэта, написанное в 1905 г:
Жизнестойкости "Хеята"
Позавидовали бы армяне.
Пусть у нее будет вечная жизнь,
Пусть освещает нашу дорогу.
(Подстрочный перевод мой - В.Г.)
Поэтическое послание, конечно, не отличается особым мастерством и вряд ли выражает истинное творческое лицо молодого поэта. Но привлекает внимание осведомленность Г.Тукая об отношении наших соседей - армян - к тогда еще единственной газете азербайджанских тюрок.
Спрашивается, в чем заключалась "зависть армян"? И почему их волновало существование газеты "Хеят"? Достоверный ответ на эти вопросы требует небольшой экскурс в историю азербайджанской печати. Дело в том, что начиная с 1846 г., т.е.
Arrayсо дня образования Кавказского цензурного комитета, по 1906 г., в течение полвека контроль над азербайджаноязычными изданиями был доверен цензорам армянской национальности, едва знакомым с языком и культурой Азербайджана. В этом отношении редкое исключение составлял только Иван Кайтмазов, профессиональный востоковед, выпускник восточного факультета Санкт-Петербургского университета.
Дабы избавиться от "лишнего груза", чем для них являлись азербайджанские издания, они при первой же возможности обвиняли газеты и их редакторов в симпатии к Османской империи, враждебном отношении к русскому государству, а позднее - в "панисламизме" и "пантюркизме". И, таким образом, по свидетельству первого цензора-азербайджанца Кавказского цензурного комитета Мирза Шарифа Мирзоева (1864-1937), "сфабрикованный в стенах Тифлисского цензурного комитета "панисламизм" стоял злободневной темой для всех административных учреждений Российской империи".
Конечно, не следовало бы соглашаться с подобным упрощенческим пониманием сложного и противоречивого религиозно-идеологического движения, каковым являлся панисламизм. Но М.Ш.Мирзоев, приступивший к исполнению своих обязанностей в качестве цензора в 1906 г., а в 1918-1920 гг. ставший главным инспектором Инспекции по делам печати Азербайджанской Республики, прав в том, что "Кавказское начальство верило им (цензорам-армянам - В.Г.), наглость же их доходила до того, что они без стеснения писали и подписывали всякую глупость".
Однако эти "глупости" царским властям были на руку. Они в свою очередь отвечали и интересам армянских идеологов. Цель их заключалась в пресечении всех культурных начинаний соседей. Так было в свое время покончено с изданием первой азербайджанской газеты "Экинчи" (по доносу наборщика бакинской губернской типографии Минасова), так с "легкой руки" цензора С.Мелик-Меграбова прекратил свое издание журнал "Кешкюль", так заставили умолкнуть "Шарги-рус", такой участи не смогли избежать и некоторые другие азербайджанские периодические издания в начале ХХ века.
Например, цензор "восточных и туземных языков" Кавказского цензурного комитета Г.С.Кишмишев обвинял редактора "Шарги-рус" М.Шахтахтинского в том, что он свои статьи пишет искусственным "общетюркским языком". Нетрудно догадаться, на что намекал цензор, и какие меры принимались после подобных донесений.
Азербайджанский публицист, отвечая своему оппоненту, писал в обращении на имя председателя Тифлисского комитета по делам печати барона И.Гаккеля: "...не я пишу искусственным языком, а господин Кишмишев не понимает обыкновенного литературного татарского (азербайджанского - В.Г.) языка, г-н Кишмишев не знает ни одного арабского слова, тогда как язык Корана составляет основной элемент всех мусульманских письменных языков. Г-н Кишмишев знает ограниченное количество слов на елизаветпольском (Гянджа - В.Г.) диалекте местного татарского языка, в котором, однако, так слаб, что не может составить сознательно правильно самой коротенькой фразы".
Хорошо зная почти три поколения таких горе-цензоров и их враждебное отношение к азербайджанской печати, М.Шахтахтинский, выражая обобщенную точку зрения тогдашней национальной интеллигенции, писал:
"Ничего подобного не было бы, если бы г-н Кишмишев имел восточно-мусульманскую эрудицию, соответствующую своей должности цензора восточных языков, как того точно и определенно требует закон. Другой бы на его месте, видящий, что должность его требует от него знаний, которых у него нет, уступил бы место лицу, более подходящему. Но он предпочитает разными неосновательными обвинениями дискредитировать мое издание (имеется в виду газета "Шарги-рус" - В.Г.) пред начальством с явным намерением добиться его закрытия и тем самым освободиться от обязанности знать восточные языки, состоя на жалованьи по должности цензора восточных языков".
Вышеупомянутый первый цензор-азербайджанец Мирза Шариф Мирзоев в своей книге "Из истории тюркской печати на Кавказе", написанной в 1920-х годах по инициативе большевистских лидеров А.Г.Гараева и Г.Джабиева, приводит многочисленные факты и документы о том, как цензоры-армяне Г.Кишмишев и С.Караханов добивались закрытия газеты "Хеят" якобы из-за ее пантюркистской и панисламистской направленности. С тем же успехом означенные чиновники, выступая в качестве эксперта по общественно-культурной и духовной жизни "закавказских мусульман" (например, С.Караханов часто выступал в тифлисской русскоязычной печати со своими антиазербайджанскими статьями под псевдонимом "Ханзаде" - В.Г.), всячески противодействовали появлению новых печатных органов у азербайджанских тюрок даже после 1905 года. Заявления Р.Исмаилова, С.Мустафаева и др., направленные в Кавказский цензурный комитет с целью получить разрешение на издание газет на родном языке, были отвергнуты именно после соответствующего "мнения" цензора Г.Кишмишева.
О враждебном отношении цензоров-армян к азербайджанской печати и об их профессиональной непригодности писал также основоположник журнала "Молла Насреддин" Дж.Мамедкулизаде. В его "Воспоминаниях" читаем:
"Цензоры Кишмишев и Караханов на страницах газеты "Тифлисский листок" постоянно вели кампанию против азербайджанской печати. Они всегда старались довести до внимания российского правительства то, что на Кавказе все мусульманские писатели и журналисты являются "пантюркистами". Якобы эти журналисты всеми правдами и неправдами приглашают кавказских мусульман под зеленое знамя ислама и мечтают, чтобы это знамя находилось в руках турецкого султана".
Кстати, программное стихотворение "Не уйдем!" 20-летнего Тукая в определенном смысле было ответом и подобным армянским поджигателям, которые всеми правдами и неправдами муссировали идеи протурецкой направленности "мусульманской" интеллигенции. Поэт открыто говорил, что цель их борьбы не поддержка Османской империи, а свободная Россия:
К единой цели мы идем, свободной мы хотим России,
Ответ наш ясный и простой запомнить просим навсегда:
Вам лучше в Турции? Туда пожалте сами, господа!
(Перевод С.Липкина)
(Последняя строка в оригинале написана автором на русском - В.Г.)
Приведенные факты ясно показывают, что имел в виду Габдулла Тукай, когда говорил о "зависти армян" и когда пожелал жизнестойкости газете "Хеят". Враждебное отношение правительственных кругов и их ревностных служителей к "мусульманской печати" хорошо было известно татарскому поэту. Впоследствии он сам также неоднократно становился мишенью для нелицеприятных донесений и рапортов царской цензуры в Уральске и Казани. В частности, о нем сообщил свое "особое мнение" (конечно, отрицательно-подстрекательского характера) совмещающий должность цензора татарской прессы с университетской кафедрой, известный ориенталист Н.Ф.Катанов.
В одном из своих писем Габдулла Тукай писал: "...я и дипломат, и политик, и общественный деятель. Мои глаза многое видят, мои уши многое слышат". В этих словах большая доля истины. Несмотря на короткую жизнь, промелькнувший как метеор на литературной ниве родного народа, он в самом деле был проницательным политиком, прекрасно разбирался в сложных вопросах общественной жизни. Его стихи и статьи, в первую очередь стихотворения, направленные против русификаторской политики царизма, тому ясный пример.
(Продолжение следует)
|
