Прошло три года после убийства Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой. Эта трагедия стала частью неонацистской волны, которая все выше поднимается в России. И эта опасность не отдаленная, а близкая. Ее выражением стал митинг на Манежной площади в Москве.
Русский национализм, и это особенность современной России, все больше смыкается с откровенным нацизмом. Идеологи русского национализма все чаще берут на вооружение теории расового превосходства.
Подъем националистической волны в России связан, конечно, с кризисными явлениями не только в экономике, финансах, но также в государственном устройстве. Характерно, что цикл истории повторяется. Примерно сто лет назад было нечто похожее.
Проблема русского национализма как политического течения возникла в начале ХХ века как ответ на нарастание революционной волны и события революции 1905-1907 гг. Идеологом черносотенного движения был Владимир Грингмут, который и придумал название от "черных (низовых) сотен" Кузьмы Минина, которые вывели Россию из Смутного времени. При этом нужно иметь в виду, что слово "черный" в начале XVII века означало не только цвет, а в социальном смысле низшее положение человека.
Русский национализм начала ХХ века в лице Всероссийского национального союза (ВНС) позиционирует себя как традиционализм, консерватизм, он есть интеллектуальная и политическая реакция на левую угрозу, вызван стремлением спасти складывающуюся веками российскую государственность.
Ядром и русского национализма предреволюционной России были моральная травма, оскорбленное национальное достоинство, как это трактовали лидеры движения. Они громогласно твердили, что русский народ слабее других в деле обустройства своей жизни, что он проигрывает другим народам России в соревновании за достойную жизнь. Уже тогда скрупулезно подсчитывали, сколько и где в бизнесе, искусстве, общественной жизни инородцев, которые тем самым отнимают эти места у "истинно русских". Отсюда ограничительные нормы, черты оседлости и прочие административные меры. Например, предводители черносотенцев требовали, что "политическая пресса на русском языке должна быть естественной привилегией только русских" и т.д.
При этом как-то уходило понимание того, что требование чего-то особенного, например, таких прав, которых нет у других или последние должны их лишиться, воспитывает в русских людях психологию жертвы, ощущение человека, который не в состоянии взять на себя ответственность за свою судьбу, приложить силы, знания, умения для ее изменения в лучшую сторону, а потому обвиняет во всех своих бедах и неудачах других людей, по его мнению, более успешных. Психология жертвы оправдывает лень, недостаточную организованность, апатию. Нас другие народы России не ценят, обижают, а потому мы должны защищаться, отстаивать свои особые интересы как русского народа.
Один из главных идеологов Всероссийского национального союза Михаил Меньшиков вынужден был, в частности, признать, что русские не использовали с толком для себя благо свободы после отмены крепостного права по собственной вине.
ArrayВ одной публикации он с горечью отмечал, что "великороссы отличаются каким-то параличом национальности".
Конечно, это не следствие особых черт русского народа, а условий его жизни, крепостнической и жесткой административно-бюрократической системы, которая сложилась веками и мертвой хваткой душила все живое.
Великая русская литература, Серебряный век в ней, блестящая наука только подтверждают тот факт, что даже малейшие подвижки, небольшая свобода, некоторые проблески самоуправления, давшие хоть какой-то выход народной энергии, полностью опровергают утверждения о какой-то неспособности и невозможности самовыражения русского народа. Трагедия России в том, что консервативные, охранительные тенденции сковывали все прогрессивное. Русский национализм начала ХХ века не нес в себе созидательного заряда, а направлял энергию масс в ложном направлении - на борьбу с другими народами, что самым пагубным образом сказалось в первую очередь на исторической судьбе именно русского народа.
Хотя русские левые радикалы, и в первую очередь большевики, объявляли себя врагами русского национализма, на самом деле они взяли на вооружение все его идеологические и организационные формы, обрядив их для видимости в интернациональные одежды.
При коммунистах использовались и были доведены до крайности охранительные тенденции, возрождено фактически крепостное право для массы крестьян, нивелировано различие между регионами, обеспечено всевластие бюрократического в партийной форме государственного аппарата.
Эта мертвая хватка, к сожалению, не исчезла и в наше время. Налицо кризис российской государственности, увеличивающееся отчуждение власти от народа.
В первую очередь этот кризис проявляется в сфере идеологии. Власть не может сформулировать в ясном виде путь движения страны. Люди, которые управляют нынешней Россией, мечутся в поисках эфемерной национальной идеи и не находят ничего лучшего, как фрагментарно обращаться к прошлому, по пути захватывая то, что в нем принадлежит другим. Почему-то в московских коридорах власти думают, что удлинение истории прибавляет русским людям самоуважения и воспитывает патриотизм. Как будто американцы, государству которых нет и 250 лет, - меньшие патриоты, чем англичане, имеющие свое королевство более 1000 лет. Более короткая история никак не отразилась на самоуважении американского народа, добившегося больших успехов в государственном строительстве.
При этом сложные и противоречивые моменты в прошлом России либо замалчиваются, либо мифологизируются по примеру коммунистов, от наследия которых на словах отказываются.
Неудивительно, что кризис российской государственности стал питательной средой для возрождения русского национализма. Через сто лет история повторяется в виде фарса.
В начале прошлого века наиболее трезвые лидеры русского национализма пытались сформулировать позитивную программу своего движения. Ныне вожди русского национализма ничем этим себя не утруждают. Они жалуются на "жалкое положение основного этноса страны".
В концентрированном виде это изложено в статье Сергея Сергеева "Чего хотят русские?", опубликованной в московской "Литературной газете". "...даже на уровне самых элементарных условий бытия русский человек оказывается без защиты. На собственной земле его здоровье и сама жизнь подвергаются опасности со стороны преступников, якобы "не имеющих национальности", которых покрывают их диаспоры и продажные "правоохранители". Русские все более и более обостренно чувствуют, что их права и интересы никто "наверху" не представляет, между тем, как почти у всех "братских народов", есть свое лобби и на местах, и в центре... Кто создал столь невыносимое положение для стержневого народа России? Ответ очевиден: антинациональная "элита" РФ, в рядах которой даже русские "по крови" перестают быть русскими по духу... Русские же - атомизированные, разобщенные - для "элиты" удобная рабочая лошадка, на которую можно взвалить все, что угодно, и она безропотно будет таскать эту поклажу "до самыя до смерти", не прося ничего взамен. "Ну, тащися, сивка!"
Но все это уже было. В начале прошлого века все беды видели в человеке другого цвета кожи или иного разреза глаз. Деградация государства российского неизбежно отразилась на философии националистического движения. В нем все больше проявляются расистские черты.
Идеологи, если так можно выразиться, стандартного русского национализма, борцы с кавказцами или выходцами из государств Центральной Азии по всем параметрам проигрывают идеологам русской крови. Об этом говорит популярность среди нынешней русской национально ориентированной интеллигенции расолога Валерия Соловья, отстаивающего тезис, что только путем "биохимического анализа" можно определить количество крови, позволяющее человеку назвать себя русским.
Среди этой части русских националистов все больше распространяется философия, по которой "ни православие, ни общинность, ни имперскость и т.д. не составляют квинтэссенцию русскости, ее глубинное, изначальное тождество", и что всему тому, что на протяжении веков составляло сущность и даже гордость русского народа, "суждено исторически погибнуть". Сталинские репрессии для идеологов национализма крови - лишь "еще один жупел", "предмет тщательно культивируемого мифа". Вместе с пропагандой идеи этнически чистой России идет сегодня пропаганда жестокости как в истории, так и в настоящем.
В своей книге "Кровь и почва русской истории", которую сам Валерий Соловей называет "экстравагантной", "эпатажной" и "неполиткорректной", он пишет, что сторонников идеи, согласно которой кровь определяет почву, и только на основе общности крови можно сплотить сегодня русскую нацию, становится все больше..
|
