Снова вдоволь погрузившись в тот самый сон, что снился ему уже долгое время, он проснулся, как всегда, в шесть вечера. Будто имел уговор со сном. Каждый день в два часа - в два часа дня - словно это была ночь, он раздевался, ложился в постель, закрывал глаза, а ровно в шесть открывал глаза, просыпался. Все тот же сон, все тот же настрой, и еще то же состояние после сна, все то же послевкусие во рту... Отчего он подчинен этому ритму - он не знал. В юности он удивлялся тем, кто мог засыпать днем. А теперь, словно человек, принявший обязательство, каждый день в одно и то же время спешил на встречу со сном.

Сон был таков: он видел себя в квартире, в которой недолго прожил в детстве и подростком. Балкон в квартире был застеклен, напротив, через узкую улочку, два тутовых дерева, верхушки которых, как говорится, "рвались в небо". Сон углублялся, а тутовые деревья, как и в прежние времена, оживали, теснее прижимались друг к другу листья, ветви становились продолжением друг друга и своими зелеными руками врывались в открытые окна балкона. Предметы на балконе начинали обретать очертания, цвета. Вот его небольшой письменный стол, табуретка, школьный ранец, пара книг, тетради...

Мать, по обыкновению, была на кухне. Особенность этого сна была в том, что во сне он никак не забывал о себе нынешнем. Как правило, во сне ты забываешь все, а он, напротив, ни на миг не забывал, кто он есть, в каком возрасте находится, какими интересами и страстями живет. Он был и ребенком, и нынешним мужчиной средних лет, человеком пера, литератором, худо-бедно наладившим свою жизнь...

Сон по структуре не был глубок или усложнен. Очень прост и в своей простоте столь же увлекателен, для него родным.

ArrayОн проводил ладонью по письменному столу, а порой пытался оставить свои инициалы на пыльной поверхности стола. Брал по одной, гладил обложки книг, трогал листья, ветви тутового дерева. Проделывая это, знал, что он тот самый человек средних лет, что ложится в одно и то же время в постель, чтобы снова увидеть этот сон. И вдруг начинал подпрыгивать на балконе. В это время мужчина средних лет исчезал, а тот ребенок с большим рвением, возбужденно начинал, как говорила мать, проказничать.

- Сынок, ну хватит шалить. Угомонись. Надоел. Себя не жалеешь, пожалей хоть нас.

Нарочито властный голос матери, доносящийся из кухни, а в действительности по ту сторону тех далеких лет, звучал, все слабея и слабея, придавая особую энергию его ногам. Когда шум и топот на балконе достигали предельной высоты, мать вынужденно проходила из кухни на балкон, придав лицу особую строгость, грозно шептала. И кульминация сна была в сути этого шепота. Она шептала следующее:

- Хватит, сынок, перестань столько прыгать. Угомонись! Балкон обвалится. Хочешь, чтоб балкон полетел ко всем чертям!

Вот эти последние слова "балкон полетит" были той силой, что вынуждала его в самый что ни на есть полдень отправляться на встречу со сном...

Что с того, что это сон?! Чудо было в том, что после этих слов балкон, и вправду стряхнув с себя не желающие отпускать его ветви, отрывался от такого большого здания (квартира была на втором этаже), словно вертолет ровно взмывал вверх, затем повернув фасадом летел в сторону моря, а сам он по-прежнему находился на балконе. Мать, стоя в образовавшейся пустоте величиной с балкон, глядела вслед ему, приложив от изумления ладонь ко рту, бранилась: "Хватит, перестань шалить, куда ты снова направился?.. Вот неугомонный!"

Каждый раз до шести часов вечера, то есть до того, как проснуться, он летел и летел, ощущая особое наслаждение. А в шесть часов вечера, когда приходило время проснуться, он, открыв глаза, убеждался, что над ним властвуют все тот же настрой, всегдашние затаенные чувства, беспокойные мысли. Суть этих мыслей была в том, что мир, который мы знаем и в котором живем в действительности, не единственный. Наряду с ним в бесконечной Вселенной имеются и относительно схожие миры. Причем каждый из нас в этих параллельных мирах, в других обличьях продолжает свою жизнь. Он вспоминал, что когда-то мечтал стать врачом. Как это произошло, что позже он пошел и стал филологом, этого он уже не помнил. Наверное, в одном из параллельных миров он и есть врач. А желание стать врачом - это он помнил хорошо - возникло после того, как скончался соседский мальчик, одногодок, его звали Низами...

С Низами они были соседями по двору. С улицы в их квартиры вели разные входы. Отдельная лестница с края двора вела прямиком в их квартиру...