Всем режиссерам Азербайджанского театра: назад к Шаровскому, или, вперед к Шаровскому (я точно не знаю, что вернее), чтобы учиться у него, как ставить спектакли по произведениям Ахундзаде. Скажу вам прямо: Ахундзаде у Шаровского - это всегда праздник, ярмарочное веселье, карнавальное действо, красочное зрелище и, естественно, фантазия на тему. И это потому, что главный режиссер нашей Русской драмы относится к пьесам Мирза Фатали вне контекста его просветительских идей и просветительской деятельности: он просто старается полюбить их как забавных, занимательных комедий, наполненных кавказским озорством, плутовством, эмоциональными кавказскими характерами, местными причудами, мягким, умным юмором. За это честь и хвала ему!
На этот раз к 200-летию со дня рождения М.Ф.Ахундзаде театр вышел к зрителям с постановкой комедии автора "Мусье Жордан, ботаник, и дервиш Мастали-шах, колдун" и тем самым стал участником Национального театрального фестиваля "Приключения Мирза Фатали Ахундзаде".
Пьеса Ахундзаде в сценической версии А.Шаровского обрела очертания своеобразного музыкального этно-спектакля, который можно экспортировать во все уголки мира, чтобы люди узнали, кто на самом деле настоящие хозяева Карабаха. Поэтому в контексте спектакля актеры специально акцентируют данное слово и имитируют азербайджанское произношение названия этой райской местности. Ибо действие комедии Ахундзаде происходит в Карабахе, куда и приезжает французский ботаник мусье Жордан, чтобы ознакомиться с флорой этого чудного края, чтобы обогатить французскую науку.
Весь спектакль как бы "дышит" Азербайджаном, этнической самобытностью Карабаха. При этом он еще и мило, зажиточно и самодовольно "улыбается". Спектакль в Русской драме по фактуре получился на удивление солнечным, уютным, теплым, радостным, этнографически зрелищным, игривым и искренним.
Особенности национального быта азербайджанцев подталкивают режиссера к пластически точным формам решения отдельных кусков пьесы. К примеру, женщины на сцене вполне серьезно изображают процесс отбивания шерсти и сопровождают его своеобразным свистом; при этом появляется свежая весточка о том, что господин Жордан хочет взять Шахбаз бека с собой в Париж. Вот и эта самая идея становится яблоком раздора между женской и мужской половиной дома Гатам-Хан аги. Женщины с палкой в руках для битья шерсти встречают эту новость. Обычное бытовое занятие, как битье шерсти, в режиссуре Шаровского становится символическим воспроизведением, визуальным обозначением отношения Шахрабану и Шарафнисы к желанию конкретного молодого мужчины Шахбаз бека уехать во Францию.
В другом же эпизоде спектакля мужчины, слегка пританцовывая, "колдуют" с коврами и тем самым оформляют пространство сцены для меджлиса чаепития, где женская и мужская половины дома Гатам-Хан аги обсудят вопрос о поездке Шахбаз бека во Францию. Меджлис чаепития - это как бы путь к примирению, путь к согласию, путь к толерантности и возможность усмирения женской половины дома Гатам-Хан аги. Меджлис чаепития у режиссера получился отменным: устланных на сцене коврах с левой стороны сидят женщины, с правой - мужчины и имитируют всем нам хорошо известное азербайджанское ритуальное чаепитие, держа в руках бутафорные стаканы "армуды". При этом каждый глоток сопровождается подчеркнуто театральной реакцией и голосовой модуляцией на раздумья главы семейства.
ArrayВердикт меджлиса и Гатам-Хан аги, который в исполнении С.Мирзагасанова выглядит вполне толерантным, мягким и озорным мужчиной, таков, что Шахбаз бек может уезжать из Карабаха и не будет никакой беды, если свадьба Шарафнисы и Шахбаз бека задержится на год.
В следующем эпизоде уже женщины, сидя на сцене, раскатывают тесто, стряхивают муку со своих рук, ритмично разрезают лапшу, тем самым создавая этнографический фон сценического действия и "атакуют" мужчин. Такая консолидация женской половины дома Гатам-Хан аги как бы дает им возможность забрать бразды правления в свои руки, оспорить результаты меджлиса. Они, как бы приготавливая еду и сладости, одновременно "вооружаются" кухонной утварью, "демонстрируют" силу и, как бы сплотившись в феминистическом движении, ищут способы приостановления решения Гатам-Хан аги касательно отъезда молодого жениха, который всеми своими силами стремиться ускакать в Париж вместе с мусье Жорданом.
Замечательно то, что это не бравада режиссера этнической экзотикой, не этнографическое обрамление сценического действа, а живая плоть всего спектакля. Данная постановка как бы сама по себе "всплывает", с одной стороны, из контекста этнической культуры азербайджанского народа, а с другой - из контекста нашего обычного повседневного быта, где мужчина хоть и голова, а поворачивается все-таки благодаря шее, т.е. женщине. Партитура спектакля выстраивается вокруг этой самой идеи.
Наряду с этим Шаровский еще и укрупняет актуальную на сегодня карабахскую проблематику. Поэтому он начинает свою постановку с письма-монолога мусье Жордана, где он обращается к своему любимому королю Луи Филиппу, расхваливая Карабах, его милых, симпатичных, чуть наивных, но обязательно доброжелательных людей. В унисон этому я скажу, что спектакль Русской драмы весь пропитан добротой и дружелюбием.
Такого мурлыкавшего от удовольствия мусье Жордана я доселе нигде не видал: по доброте и наивности, мягкости и милости мусье Жордан Мабуда Магеррамова не уступает самим карабахцам. У него щедрая душа: он полон желания взять с собой Шахбаз бека, показать ему мир и представить его даже самому королю. Жордан Мабуда - это своеобразный Паганель, попавший в середине XIX века в Карабах. Другими словами, актер не отдаляется от традиции комедийного амплуа "чудак-ученый": но в этих рамках он творит чудеса импровизации; то играет хорошо воспитанного дворцового кота Бурбонов, то бравирующего со своей удивительной прической пуделя а-ля д'Артаньян из знаменитого мультипликационного фильма.
Шаровский уводит актеров от конкретности характеров и предлагает им сыграть не роль, а типаж в этническом соусе. Допустим, Шахрабану, со вкусом, обаятельно, c профессиональным изыском, в полушутливом тоне, и самое главное - нежно и красиво представленная на сцене актрисой Натальей Шаровской, - не конкретный образ из пьесы, а такая обобщенная азербайджанская женщина ХIХ века, которая старается всячески уберечь свое семейство от неоправданных рисков и сделать его счастливым.
Шарафниса (Х.Агаева), Ханпери (М.Аббасзаде), Гюльчохра (М.Мурадханова), Гатам-Хан ага, Шахбаз бек (М.Мамедов), даже мусье Жордан - не конкретные персонажи Ахундзаде, а обобщенные символы той эпохи. Возьмем Шарафнису: она не столько дочь уважаемой карабахской семьи, скорее, обозначение азербайджанской невесты времен Ахундзаде. Это относится также и к другим персонажам произведения. Актеры в этом спектакле скорее играют не роли, а свое отношение к этим в меру забавным людям-типам 200-летней давности. Лишь актриса Мелек Аббасзаде сильно уходит в область карикатурности, превращая кормилицу в некую уродливую, чучелоподобную сводницу. Актриса стремится к солированию: играет ярко, выпукло, но в какой-то другой опере: она сильно выбивается из ансамбля и поэтому начинает переигрывать.
Пространство сцены идеально гармонирует с мизансценическим рисунком спектакля, с очаровательными национальными костюмами и папахами от модельерши Фахрии Халафовой, наконец, с изумительным "Вокализом" истинно азербайджанской певицы Бриллиант Дадашевой. При этом на сцене легко и комфортно работается актерам. Они в целом-то неплохо справляются и с зонгами (песенными куплетами), которые благодаря поэтическим способностям актрисы А.Никушиной и таланту композитора В.Герайзаде удивительно точно передают суть только что сыгранного эпизода. Хотя этот факт придает, во-первых, некую опереточность спектаклю; во-вторых, несколько сбавляет ритм спектакля. Мне показался совершенно лишним вокально-эстрадные партии Шарафнисы и Шахбаз бека на мосту: ведь они ничем не напоминают ни Хумар с Шейх Сананом, ни Лейли с Меджнуном.
Художник Никита (Сазонов) из России создал в пространстве сцены своеобразную инсталляцию на тему "Восточная миниатюрная живопись тебризской школы", создал так, как будто со сцены на тебя смотрит сам Карабах. На сцене ничего лишнего: все конкретно и поэтически сказочно одновременно. Вот и в это пространство спускается, полулежа на качелях, в черном плаще и шляпе маг и чародей, плут и шарлатан дервиш Мастали-шах, чтобы колдовскими чарами помешать отъезду Шахбаз бека. Вердикт женщин дома Гатам-Хан аги таков: разрушить Париж, да так, чтобы мусье Жордан, потеряв голову, спешно покинул Карабах, оставив в покое Шахбаз бека. Узнав цель и суть своей работы, Мастали-шах, который в исполнении Фуада Османова напоминает скорее не дервиша, а грациозного европейского циркача-фокусника, начинает свой сеанс гипнотической торговли с женщинами и со своими джиннами..
|
