Два года тому назад мы торжественно, с подобающими личности и творчеству Гусейна Джавида, отметили 125-ю годовщину со дня рождения этого большого художника.

Место, которое занимает Гусейн Джавид не только в азербайджанской литературе, национальном театре и нашей культуре, но и в нашей национальной духовности, столь высоко, что каждый его юбилей, по сути, один из светлых фактов истории нашего народа.

Творчество Джавида - плод общечеловеческого мышления, его идеи, его философия несут общегуманистический характер; художественно-эстетический уровень его поэзии, его драматургии соразмеряется достижениями мирового художественного опыта, но, вместе с тем, творчество Джавида - явление именно азербайджанской литературы, в широком смысле - азербайджанской духовности.

Творческий масштаб Джавида, диапазон его таланта чрезвычайно широк, и потому он всегда пребывал в художественном, философском и эстетическом поиске.

Джавид, с одной стороны, воплощал в слове величие любви, высоких переживаний и чувств, и именно движимый этими высокими чувствами, этой великой любовью столь истово правоверный человек, как Шейх Санан, ради соединения с любимой - иноверкой готов был даже пасти свиней... С другой стороны, Джавид воплощал в слове священную личность Пророка, вероучителя и служителя высокой идеи, и его перу было под силу художественное решение столь грандиозной темы.

С одной стороны, Джавид вторгался в глубочайшие пласты философии Омара Хайяма, воссоздавая его живой, романтически возвышенный образ, с другой стороны, он, я бы сказал, в сурово-реалистическом плане раскрывал на высоко-художественном уровне в пьесе "Мать" страдания, переживания, гуманизм главной героини.

Гуманизм Джавида - пожалуй, самый содержательный показатель, индикатор общечеловечности творчества художника.

В свое время, исследуя драматургию Джавида, я выявил, что родство между его сценическим творчеством и европейским Возрождением, в первую очередь, художественное выражение идей гуманизма. В этом отношении весьма знаменательна философско-этическая авторская позиция в подходе к теме в "Матери", - об этом я написал и отдельную статью ("Свет утренней зари". Творчество Гусейна Джавида и европейское Возрождение". Газета "Адабият ве инджесенет", 17 сентября 1982 г.).

Известно, что произведения целого ряда больших писателей после ренессанского периода сюжетно восходят к произведениям возрожденческой поры, в особенности, к новеллам. Лев Толстой в своем неприятии Шекспира, в частности, отмечал заимствованность сюжетов знаменитейших трагедий - "Отелло", "Гамлет", "Ромео и Джульетта" - из новеллистики ренессанса. Конечно, здесь мудрый яснополянский старец был пристрастен и стремился обосновать откровенно субъективную позицию.

Содержательная близость между Шекспиром и литературой Возрождения не означала перепев и повторение предтеч; это проистекало из духовной потребности индивидуальной художнической интерпретации "вечных тем".

Я обнаружил удивительное сходство между содержанием "Матери" и одной из новелл в "Экатомитти" (6-я новелла 6-й декады) Джамбатиста Джирарди Чинтио - классика европейского Ренессанса, и вновь уверился в том, что гениальных творцов соединяют и роднят великие идеи, прежде всего большие (и сходные!) гуманистические идеи. Добавлю, что и первоисточником шекспировского "Отелло" считается один из новелл "Экатомитти" - новелла о венецианском мавре.

"Экатомитти" ("Сто рассказов") не столь популярно, как "Декамерон" Боккаччо, или "Триста новелл" Саккети, или же "Новеллино" Гвардатти; и сегодня, в отличие от давнего 1982 года, думаю, что, быть может (очень вероятно!), Джавид и вовсе не читал "Экатомитти".

Не только сюжетное сходство между "Матерью" и новеллой Джирарди, но и близость между характерами и рассуждениями Сальмы ("Мать") и героиней новеллы Ливии, между их переживаниями и колебаниями, идентичность в судьбах сына Сальмы Ганполада и сына Ливии Сципионе столь разительны, что в статье 1982 года я высказывал предположение: "Может быть, Джавид читал эту возрожденческую новеллу на русском языке? Может быть, новелла была переведена на турецкий язык, и Джавид ознакомился с ней во время пребывания в Турции?"

Однако позднее, чтобы внести полную ясность в это удивительное литературное совпадение, я обратился к различным источникам; оказалось, что "Экатомитти" впервые было переведено и издано на русском языке в 1957 году, а на турецкий вообще не переведено (во всяком случае, до того времени).

И мне стало очевидно, что эта сюжетная близость, а в отдельных случаях, идентичность - это феноменальное совпадение общечеловеческих чувствований, общечеловеческих дум (и дум о человечестве).

Галерея образов джавидовской драматургии - вовне и над этнографическим живописанием, этническим и бытовым колоритом, - эта галерея, прежде всего, выражение глубиннейших чувств и переживаний человеческой натуры, и внутренний мир этих образов никак неоднозначны, не сводятся к традиционной градации на положительного и отрицательного, они сложны и противоречивы, полны духовных колебаний и борений.

Творчество Джавида благодаря зоркому таланту было способно прочувствовать и охватить человека во всей многосложности и противоречивости, и это достоинство искусства Джавида - очень важный компонент понятия - Большая литература.

В нашей литературе трудно найти художника, столь серьезного, сосредоточенного, далекого от водевильной буффонады, юмористического посмеивания, даже простенькой шутки, как Джавид. Он основоположник философско-романтической школы в азербайджанской драматургии.

Еще при жизни Джавида - в 20-30-е годы его сценические произведения сыграли очень значимую роль в творческом становлении, в раскрытии таланта таких больших мастеров нашего театра и в целом азербайджанской культуры, как Аббас Мирза Шарифзаде и Ульви Раджаб, Марзия Давудова и Ева Оленская, Мирзага Алиев и Сидги Рухулла, Кязим Зия и Агасадыг Герайбейли, Исмаил Идаятзаде и Рза Тахмасиб и многих других. Актеры всем сердцем любили творчество Джавида, его драматургия была для них школой, и все они стремились пройти эту школу, выразить и испытать себя в ней.

Недавно, просматривая архивные материалы, я узнал об интереснейшем факте, связанном с историей нашего театра и творчеством Джавида: ровно 83 года тому назад, в 1923 году, на постановке "Дьявола" в тогдашнем Тюркском Государственном театре происходит уникальное событие - в ходе одного и того же спектакля, в четырех действиях трагедии ключевую роль Дьявола попеременно играют Рза Тахмасиб, Кязим Зия, Исмаил Идаятзаде и, в четвертом акте, - Аббас Мирза Шарифзаде.

Я не случайно употребил эпитет - уникальное событие, - это действительно одно из небывалых событий не только в истории нашего театра, но и в истории мирового театрального искусства, когда одну и ту же роль в одном спектакле исполняют четыре великих мастера сцены.

Джавид из тех редкостных и счастливых художников, чья и личность сама запечатлелась как светлый образ в памяти народа.

То, что Джавид - счастливый художник - ясное дело, но он и личность - в высшем измерении - счастливая. Вероятно, в соотношении с личной участью Джавида и его семьи эта мысль может показаться парадоксальной, но я полагаю, если личность остается жить в памяти народной, невзирая на все жизненные бедствия, на все трагедии и невзгоды, остается жить как чистейший, гуманистический образ - образ Джавид-эфенди, - то мы вправе называть его счастливой личностью.

В "Дьяволе" Джавид дает известную "аттестацию" этого метафорического персонажа:

Кто дьявол? Тот, кто всех предательств

суть составил.

Кто человек, предавший всех и всяких?

Дьявол!..

И господствующая идеология эпохи, в которую ему довелось жить, - Система подвергла судьбу самого Джавида такому дьявольскому шельмованию. Этот дьявол не персонифицировался конкретно в реальных инквизиторах 30-х годов - сумбатовых-топуридзе-маркарянах-григорянах, или же Николае Ежове, или даже в Иосифе Сталине; Дьявол был созданной, явленной в мир Системой, и оная страшная Система руками "человеков, предающих всех", вышвырнула художника в сибирскую глушь и там уничтожила его...

Здесь не было ничего сверхнеожиданного: как должна была обойтись Система с питомцем Стамбульского университета, в своих сочинениях отдававшем предпочтение анатолийскому наречию, посмевшего дружить с генералом Кязимом Карабекиром, известным своими антисоветскими убеждениями, с художником, который был в ряду любимых поэтов Мустафы Кемаля Ататюрка?..

Конечно же, уничтожить, стереть в лагерную пыль...

И Система уничтожила его, но никак не смогла победить художника.

Победителем вышел Джавид и его высокое искусство.

Я вспоминаю давний день - 26 октября 1982 года. В тот день произошло невиданное в истории СССР событие, сбывшееся благодаря великой гражданской смелости и усилиям Гейдара Алиева: Гусейн Джавид посмертно вернулся в родной Азербайджан и обрел вечный упокой на родной нахичеванской земле.

Это событие сыграло чрезвычайно большую роль в возрождении национального самосознания азербайджанского народа, и тем самым Гусейн Джавид взял верх над Системой и как бы свершил возмездие над ней - от себя и от имени своего народа.

Возможно, между сказанным здесь "возмездием" и понятием "джавидовского гуманизма" есть некий нюанс неувязки, но это только на первый взгляд, а по существу, его возвращение - возмездие было и торжеством его гуманизма...

На протяжении времени - с 37-го до 53-54-го годов - Система держала творчество Джавида под запретом, инициировала всевозможные уничижающие наветы, поклепы, ярлыки на страницах печати, учебников, навязывала эти антиджавидовские нападки в перечень тем ангажированных "исследований", благоприятствовала карьеристам от науки, добавившимся сомнительного "имидж" усердным "разоблачением" великого художника, но и здесь усилия Системы потерпели крах: всего лет 16-17 спустя творчество Джавида вернулось в духовный обиход нации и заняло заслуженное место самым естественным, уверенным образом, место, которое Система пыталась предать забвению, но не смогла.

Наконец, хотел бы отметить еще одно знаменательное обстоятельство.

Гусейн Джавид - из тех корифеев азербайджанской литературы, общественной мысли, которые идут в ногу со стремительной поступью независимости Азербайджана, идут впереди и воодушевляют нацию на более масштабное развитие, свершения и победы.