Сплотить нацию, сблизить и объединить сограждан, мобилизовать их на борьбу во имя лучшего будущего не только своей деятельной жизнью, но и самой своей смертью, - удел великих личностей.
В недавней истории Азербайджана есть впечатляющие, незабываемые примеры консолидации нации в дни общенародных утрат. Но, пожалуй, впервые такое чувство национального сплочения и единения, вызванное всеобщей скорбью по поводу кончины великого гражданина, азербайджанский народ продемонстрировал 30 ноября далекого 1907 года.
В тот день Баку прощался с Гасан беком Зардаби. Пусть это будет немного витиевато, но именно в этот день иностранные господа, стекавшиеся в Азербайджан на вожделенный блеск "черного золота", прибиравшие к рукам и растаскивавшие подземные и наземные богатства страны, впервые увидели подлинный облик его настоящих хозяев, столкнулись с их единением и единодушием. Впервые пришлые господа, надменно называвшие исконных хозяев края "туземцами", "инородцами", "иноверцами", пренебрегавшие их языком, историей, национальными и религиозными особенностями, в тот скорбный день стали свидетелями пробуждения азербайджанских тюрок, их превращения из безликой исламской уммы в нацию, с твердым намерением добиться поставленной перед собой цели. Хотя "виновник" печального торжества - Гасан бек Зардаби, - "изможденный, худой старичок", сплотивший своих соотечественников не только благородными прижизненными свершениями, но и самим физическим уходом из жизни, - не слыл известным политическим деятелем или партийным лидером, он превратился в одного из самых значимых проводников и первопроходцев пути, ведущего к независимой азербайджанской государственности, - к первой Азербайджанской Республике.
Как и многие бескорыстные подвижники народа, Гасан бек также не был по заслугам оценен при жизни. "Как это всегда бывает, особенно в нашем отечестве, нужно было умереть, чтобы его вспомнили" - сколь ни горьки эти слова соратника и коллеги Зардаби, сотрудника газеты "Каспий" А.Олендского, слова, напоминающие "черный юмор", - они были сущей правдой.
Процесс превращения Баку за счет богатых нефтеносных залежей из захолустного провинциального города в "царство нефти и миллионов" в течение нескольких десятилетий происходил на глазах у Зардаби. Как не раз подчеркивалось, особенно после его кончины, Гасан бек тоже мог бы, как другие, "поплыть по течению", пойти на услужение "желтому дьяволу", заняться накопительством. И, естественно, окончивший Московский университет с кандидатским дипломом высокообразованный "туземец" мог бы преуспеть в предпринимательстве намного больше пришлых нуворишей или вчерашних полуграмотных лавочников и торгашей.
Но Гасан бек всю свою жизнь был движим желанием не копить, а отдавать. Посвящал свои силы, знания, жертвовал здоровьем во имя того, что его народ не потерпел крах в "борьбе за выживание", не оказался парием и изгоем в сообществе народов мира.
В Баку, где правили бал чужаки с набитыми карманами, ему неоднократно "внушали": "Мусульманская масса недостойна того, чтобы работать на нее, она не умеет ценить," пытались отвратить его от избранного пути, идеала и убеждений.
Но ответ Зардаби всегда был неизменен: "Не ищи оценки, т.е. вознаграждения, прославления за свои дела. Работай для народа и он пойдет за тобой и оценит. А для этого сначала заработай его доверие".
В принципе мысль совершенно верная. Но, увы, в жизни происходит зачастую обратное. И Зардаби на закате жизни столкнулся с такой беспощадной реальностью. Как писал в действительно очень впечатляющей, поучительной статье "Перед свежей могилой" (Памяти Гасан бека Меликова) сотрудник "Каспия" Н.Байздренко в газете "Бакинец" от 7 декабря 1907 года, "холодное одиночество окружило перед концом жизни того, кто менее всего думал о себе, а всю свою долгую жизнь думал и работал для других.
ArrayТакова награда! Стыдно и грустно!"
Последние два года жизни для Зардаби оказались особенно трудными и поучительными. Он страдал тяжелой формой склероза. А весной 1906 года произошло кровоизлияние в мозг, наполовину парализовало тело. В инертном азербайджанском обществе, всегда испытывавшем проблемы с чувством благодарности, вместо признания заслуг и подобающего участия Гасан бек столкнулся с равнодушием, черствостью и пренебрежением. Дело дошло до того, что даже родная редакция "Каспия" забыла одного из своих самых преданных авторов-труженников. Над его семьей нависла угроза выселения из квартиры, предоставленной редакцией.
Н.Байздренко, украинец по происхождению, лучше многих соотечественников Зардаби осознававший, кем он является для своего родного народа, писал: "Силы слабели, способности понижались. Но, верный заученным привычкам, больной старик тянулся к работе.
Тяжело до слез было смотреть систематическое, изо дня в день путешествие Гасан бека в редакцию, на его сиротливую фигуру, погасающий взор, в котором как будто светился укор, тяжело было ощущать в манифестациях этих горькую правду жизни.
Понимал, конечно, это и сам Гасан бек, понимал и тосковал".
Будь внимание и участие соотечественников спасительно обращено на одинокого старика, посвятившего жизнь служению народу, это могло бы хоть как-то облегчить его невзгоды и утешить его на закате дней. Но на самом деле происходили совершенно иные вещи, впрочем, не столь неожиданные для нас.
"Особенно сильно, говорят, тосковал он в последние дни.
- Забыли меня все, покинули, - жаловался он своим. - Никто не приходит, не проведает, не поинтересуется даже, что со мной! Вот и газеты не прислали".
А ведь человек, которому теперь не доставляли газету, стоившую копейки, был родоначальником азербайджанской прессы! Человек, которого забыли пригласить на премьеру спектаклей, стоял у колыбели национального театра! Человек, который на II съезде азербайджанских учителей в 1906 году из-за одного неосторожного слова был встречен чуть ли не улюлюканьем, являлся одним из организаторов тогдашней светской системы образования в Азербайджане.
В 1905 году, уже страдавший склерозом, несмотря на протесты родных и близких, Гасан бек представил свою кандидатуру в члены Бакинской думы, в составе которой на протяжении немалых лет был одним из активнейших, а главное, честнейших, неподкупных "гласных". Естественно, был забаллотирован. Его имя вычеркнули во всех бюллетенях. По сути это можно было понять. Ясно, что при таком тяжелом состоянии здоровья Зардаби не мог бы полноценно работать в законодательном органе города. Однако была и другая истина. На протяжении долгих лет коренных жителей Баку в законодательном органе города "представляли" невежественные, толстошеие "мешади", "гаджи", которые не могли сказать нечто путное и вразумительное. По сравнению с подобными безгласными "гласными" Зардаби, даже при затрудненной болезнью речи, мог бы с его незапятнанной биографией, славными делами, харизмой сделать честь Бакинской думе.
Семья всячески утаивала от него результаты выборов. А он то и дело повторял: "Надо пойти на заседание Думы!" По воспоминаниям его супруги Ханифы Абаевой - Меликовой, чтобы удержать Гасан бека дома в такие дни, приходилось пускать в ход всю фантазию.
Однако были и светлые моменты, которые не давали повода впадать в полное уныние. Несмотря на все горести и страдания, он успел увидеть плоды своих усилий и труда. В последние годы жизни Великий Сеятель стал свидетелем первых всходов культуры и просвещения, семена которых сеял на общественной ниве. Ему довелось увидеть торжество идеалов, за которые боролся всю жизнь.
Основанная им "Экинчи" ("Сеятель") вызвала к жизни "Хеят" ("Жизнь") и "Фиюзат" ("Благо"), подготовила почву к появлению исторического "Молла Насреддина". Сложилась сеть национального театра и школ. Возросло число благотворительных обществ, были совершены важные шаги в просвещении. Заметно возросло число молодых людей, отправлявшихся на учебу в российские и европейские вузы. Национальное самосознание и чувство национального достоинства "расшевелили" большую часть общества.
Все эти благотворные перемены были лучшим бальзамом для души старого и больного Зардаби. "Величайшим облегчением для него было в эти дни жизненного заката то, что теперь уже он не был так одинок, как в начале своей деятельности..
|
