(Окончание. Начало см. "Зеркало" от 25 сентября 2010 г.)



Ева легла на кровать, подтянув колени к животу, и слабым голосом позвала: "Лампочка, иди сюда". Игуана прибежала из кухни, остановилась на пороге. Она выглядела удивленной, насколько это возможно для игуаны.

- Иди сюда, малышка. На, полюбуйся. И не делай вид, что не умеешь читать, я тебя давно раскусила.

Ева достала телефон из кармана джинсов, положила его на пол рядом с кроватью.

Лампочка подошла и воззрилась на телефон. Ева перевернулась на спину и принялась тихо, устало жаловаться, глядя в потолок.

- Чем я заслужила такое обращение? Знаешь, кто это написал, Лампочка? Человек, который меня не знает. Чужой человек. Он ведь не хотел меня обидеть, я же понимаю. Он просто не подумал, что я почувствую, когда это прочту. Подумать о моих чувствах хотя бы раз в жизни его не заставит никто: ни Бог, ни дьявол. Так что же со мной такое творится?

Вдруг Ева заметила, что Лампочки в комнате нет. Телефон лежал на полу. Ева подняла его - он был выключен.

- Лампочка, ты где? - капризно протянула Ева.

Array- Лампочка... Не стану я за тобой бегать, сил нет. Иди сюда немедленно!

Но тут раздался звон разбитого стекла, и Еве пришлось все же вскочить и бежать на кухню. Там на полу валялись останки стакана, а над ними, на столе, сидела золотая игуана. На ее морде застыло выражение строгого бесстрастия, достойное Сфинкса. Ева прислонилась к стене.

- Так, опять пантомима. Пока не разгадаю, не отстанешь, верно?

Лампочка не шевелилась.

- Ох! - Ева прижала пальцы к вискам и зажмурилась. - Итак, разбитый стакан. Пустой. Стеклянный. К чему это ты? А ты что, Коэльо читаешь, пока я на работе? Хотя там стакан разбился совсем по другому поводу, нам это не подходит.

Ева подошла к столу, села на табуретку прямо перед игуаной.

- Дело не в стакане, а в том, что он разбит, да?

Лампочка перестала играть в "замри", наклонила голову набок, задумчиво глядя на Еву золотисто-коричневым глазом.

- Мне нужно избавиться от него, да, Лампочка?

Ева едва успела ее подхватить: игуана прыгнула к ней на колени, рискуя упасть на осколки стакана.

Ева где-то читала, что депрессия - это не просто плохое настроение, а настоящее психическое заболевание, когда жизнь кажется бессмысленной и полной страданий, а смерть - близкой и страшной. "У меня не бывает депрессий", - успокаивала она себя. Она представляла себя то гранитной скалой, то черным ящиком, то огнеупорным сплавом, и эти импровизированные сеансы медитации помогли ей пережить три недели черного уныния, последовавшие за тем вечером, когда игуана разбила стакан. Лампочка, казалось, сочувствовала Еве: внимательно выслушивала ее жалобы, не мучила своими вечными шарадами. На работе Ева старалась вести себя как обычно и ужасно от этого уставала. Зато дома отводила душу. Разбрасывала вещи, уныло приговаривая: "Что внутри, то и вокруг", подолгу читала в постели. Ева так и не решилась поменять номер телефона, хотя понимала, что ей следовало бы это сделать. Она жила в болезненном ожидании звонка, и каждую ночь, когда становилось ясно, что сегодня ей опять не написали и не позвонили, не могла удержаться от слез. Ева плакала неумело, по-мужски, и ее скупые горячие слезы капали на многострадальный мобильник. Лампочка выбиралась из-под кровати, встревоженно задирая вверх свою драконью головку с золотым гребнем.

- Ну что ты? - спросила Ева жалобно. - Хоть бы на больное место легла, как кошка.

Лампочка вспрыгнула на кровать, повозилась немного, запутавшись в одеяле, потом полезла на подушку. Не успела Ева ей помешать, как игуана взгромоздилась ей на голову. У Евы не было сил на нее сердиться. Она взяла Лампочку на руки.

- Что, малышка, хочешь сказать, что я на голову больная? Так оно и есть.

Она стала гладить игуану по шелковистой спинке...