(Окончание. Начало см."Зеркало" от 11 декабря 2010 г.)
3. Перо Кямала Талыбзаде было пером Устада, и здесь я понятие "перо" воспринимаю и использую как сочетание таланта, умения мыслить, трудолюбия и профессионализма. У него есть ряд статей о проблемах классической и современной литературы, отличающихся высоким научно-теоретическим уровнем; он автор таких монографий, как "Аббас Саххат", "М.Горький и азербайджанская литература", но, наряду со всем этим, Кямал Талыбзаде, как ученый-литературовед, прежде всего исследователь азербайджанской литературной критики, и он, по моему мнению, создал в азербайджанском литературоведении отдельную школу - школу национального критиковедения. Его монография "Азербайджанская литературная критика ХХ века (1966), являясь одним из совершеннейших научных трудов в нашем литературоведении, заложила основу совершенно нового направления, - отмеченной выше школы национального критиковедения. И о классическом опыте, и о современном состоянии нашей литературной критики писали и до К.Талыбзаде; немало публикаций на эту тему, а также суждений и умозаключений в контексте других тем у Мамеда Арифа, Мамед-Джафара Джафарова, Микаила Рафили, Джафара Джафарова, Азиза Мирахмедова и других, но системная разработка, исследование этой темы непосредственно связано с именем Кямала Талыбзаде.
Именно с появлением названной его монографии наша литературная критика превратилась в непосредственный исследовательский предмет азербайджанского литературоведения, и в появлении на свет многих последующих работ на эту тему Кямал Талыбзаде участвовал как научный руководитель, редактор, консультант, оппонент.
Серьезную роль в формировании школы критиковедения сыграли его "Заметки о нашей критике" (1967), "Литературное наследие и наследники" (1974), "Личность художника" (1978); продолжая творческую работу над монографией "Азербайджанская критика ХХ века", он привлек к исследованию и первоначальные, древние этапы национальной литературно-критической мысли, и в 1984 году издал фундаментальную "Историю азербайджанской литературной критики".
Системный анализ истории нашей литературной критики доахундовского периода - от трактата Хатиба Тебризи "Наука об арузе и рифме" (ХI век) до "Гюльшен-уш-шуара" ("Цветник поэзии") Ахди Багдади (XVI век), тезкире (антологий) Сам-Мирзы (XVI век), Садиг бея Афшара, Лютфели бея Азера (XVIII век) до научно-теоретических мыслей Лятифи, Гасана Челеби, Ашуга Челеби...
До Талыбзаде о критическом наследии Мирзы Фатали Ахундова писалось немало; в монографии М.Рафили, а также в трудах исследователей нашей литературы XIX века в "ахундовских" страницах эпизодически или относительно подробно говорилось о критических произведениях Ахундова и отношении его к литературной критике; однако именно Кямал Талыбзаде разработал концепцию определяющего этапа истории азербайджанской критики, связанную с именем Мирзы Фатали, обозначил роль этого этапа с эстетических критериев литературной критики.
О таких малоизученных представителях азербайджанской критики позднейшего периода, как Абдулла Сур или Сеид Гусейн (Кязимоглу), первые сведения я почерпнул в трудах Кямала Талыбзаде и с его же помощью прочел работы критиков этой генерации. На фоне научных и высказанных суждений о критической деятельности и теоретико-эстетических взглядах таких мыслителей, как Ахмед бек Агаев, Алибек Гусейнзаде, имеет солидную весомость и слово Кямала Талыбзаде; значимы его заслуги и в публичном выявлении и научном изучении литературно-критического наследия ученых и литераторов 20-30-х годов, как Али Назим, Бекир Чобанзаде, Ханафи Зейналлы, Мустафа Гулиев, Эммин Абид, Вели Хулуфлу, Атабаба Мусаханлы, Мамедкязим Алекперли и другие.
Отмечу и то знаменательное обстоятельство, что в сферу творческого внимания Кямала Талыбзаде, наряду с классической литературной критикой, неизменно входил и современный литературный процесс; то есть, он оставался и критиком современной критики; таким образом, его творческое наследие в совокупности представляет нашу литературную критику в комплексном виде, и это создает научную целостность предмета его исследований, как единого организма.
Я непременно должен отметить и то, что литературная критика поколения азербайджанских "шестидесятников" во многих случаях опиралась на поддержку Кямала Талыбзаде, и в их творческом и научном самоутверждении немалую роль сыграл наш доброжелательный радетель. Я был непосредственным свидетелем его доброго участия в творческом движении таких критиков, как Яшар Гараев, Шамиль Салманов, его благородной поддержки молодым ученым-литературоведам, и здесь я, сдается, должен совершить экскурс в памятное прошлое.
4. Выше я упомянул, что Институт языка и литературы тогда возглавлял академик М.Ширалиев, а заместителем был Кямал муаллим; так как Мамедага муаллим являлся языковедом, то вопросами литературы в основном занимался его заместитель.
Спустя несколько лет институт был разделен на два самостоятельных ведомства, - по языку и литературе, - директором новосозданного Института литературы имени Низами стал видный литературовед профессор Мирзага Гулузаде; Кямал Талыбзаде занял пост в том же качестве заместителя, и десятилетний отрезок моей жизни - от аспирантуры до должности главного научного сотрудника (1965-75 гг.) - прошел в сотрудничестве с Кямал муаллимом.
Сегодня, по прошествии более чем сорока лет, я вспоминаю те годы с самыми светлыми чувствами, и в свете этих воспоминаний мне видится очень яркое и достойное место незабвенного Кямал муаллима. Я, вместе с Гюльрух Алибековой, Яшаром Гараевым, Шамилем Салмановым, чуть позднее - с Вели Османлы, работал в отделе теории литературы, возглавлявшемся Мамед Джафаром Джафаровым (в обиходе отдел так и назывался - отдел Мамед Джафар муаллима!), и если в институте были самые-самые близкие нашему отделу коллеги, то одним из них, бесспорно, являлся Кямал муаллим.
Я только что употребил слово "сотрудничество", но, по сути, это были, если можно так выразиться, годы научного содружества, ибо, если всех, во главе Мамед Джафар-муаллима, и Кямал-муаллима, и нас, молодую смену, объединяла близость литературных принципов, художественно-эстетических вкусов, уважение к традициям интеллигенции, идущей от начала века (с эпохи Мирзы Джалила Мамедкулизаде и Узеира Гаджибекова, Гусейна Араблинского и Гусейна Джавида, Алибека Гусейнзаде и Ахмедбека Агаева, Ахмеда Джавада и Абдуллы Шаига!), то, с другой стороны, теплые человеческие отношения благотворно питали это "научное содружество".
В становлении Яшара Гараева как выдающегося литературного критика или же в очень успешном и эффективном научном освещении Шамилем Салмановым литературного процесса сложных 20-30-х годов немалая заслуга Кямала Талыбзаде, его ревностной поддержки, доброжелательства, советов, и эта теплая поддержка выражала и теплоту человеческой приязни и душевной близости.
Говоря об этом, я вспоминаю не только научные совещания, обсуждения, защиты, мне на память приходят и прекрасные вечерние застолья, общение с сочными, никогда не переходящими грань такта шутками, доверительным участием в житейских печалях и огорчениях, - все это было составной частью наших взаимоотношений в Институте имени Низами, безотносительно к различию в возрасте, должности и ученых рангах. Если выразить эту ауру одним словом, то это - искренность, искренность и в научном служении, и в личных отношениях.
Роль активной творческой атмосферы, позитивной теплой ауры в деятельности Института литературы имени Низами тех лет в развитии азербайджанской литературы, литературоведения, критики, в особенности в 60-70-80 годы минувшего века, в утверждении новых художественно-эстетических и научно-теоретических качеств, для меня совершенно бесспорна и безусловна.
Среди личностей, направлявших эту деятельность, создававших эту теплую атмосферу, одним из самых плодотворно работавших и активнейше трудившихся был, несомненно, Кямал Талыбзаде.
Теперь Мамед Джафар муаллим в лучшем из миров... Яшар Гараев безвременно покинул нас. Кямал муаллим скончался, ненадолго пережив свое восьмидесятилетие...
Совсем недавно мы потеряли Шамиля Салманова...
Проходят годы (и какие годы!), и, быть может, более прекрасные дни Института имени Низами еще впереди, и там сложится еще лучшая атмосфера и его сотрудники напишут еще более весомые труды и превзойдут предтеч... но те памятные институтские годы и дни, о которых я поведал, никогда больше не повторятся.
Это, разумеется, закономерность движения жизни. 5. Эти заметки будут половинчаты, если я не упомяну хотя бы вкратце о нашем прекрасном добрососедстве в "Доме писателей" по улице Г.Гаджиева (нынешний Азадлыг), дом 19, - ибо это здание имеет свое самоприсущее и достопамятное место в литературной среде 60-х годов.
"Дом писателей" был заселен литераторами в 1957 году; там проживало, по крайней мере, свыше тридцати писательских семей; в этой пятиэтажке, во дворе этого дома царила такая атмосфера, как если бы там жила одна большая семья, - все знали друг друга, хаживали в гости, общались, перекидывались шутками, весть о любом литературном событии моментально становилась всеобщим достоянием, о новосозданном произведении в первую очередь узнавали его жильцы; и разговоры, и слухи, и пересуды об этом доме, и радости, и печали его были связаны с литературным житьем-бытьем... Там балконы, выходившие во двор и на улицу, были "переговорочными пунктами", - один труженик пера, глядишь, громко с балкона окликает соседа, другой - перешучивается через балкон с коллегой, третий обсуждает во всеуслышание какую-то поэму...
В том колоритном здании рождались работы и произведения таких творческих личностей, как Масуд Алиоглу или Мир Мехти Сеидзаде, Исмаил Шихлы или Джаббар Меджнунбеков, Алиага Кюрчайлы или Акпер Агаев, Бахтияр Вагабзаде и Гусейн Ариф, Габиль и Гусейн Аббасзаде; вместе с тем рождались и сочные шутки-прибаутки, происходили занятные и забавные истории, расцвеченные веселым "художественным домыслом", - и этот дом сегодня видится мне не обычной пятиэтажкой, а музеем литературы, достопримечательным очагом.
И сегодня в этом доме поколение ушедших, благословенной памяти художников слова представляет лишь Иса Гусейнов... И я, конечно, желаю ему жить, творить и здравствовать долгие годы. Меня утешает и мысль о том, что на пятом этаже в 3-м блоке не опустел очаг очень колоритного, талантливого человека Масуда Алиоглу, - там живет с семьей его дочь, писательница Афаг Масуд...
Мы соседствовали во втором блоке с проживавшим на втором этаже поэтом Ахмедом Джамилем, позднее с прозаиком Саламом Кадырзаде и маститым аксакалом нашей литературы Абдуллой Шаигом; на третьем этаже, дверь в дверь, наша семья соседствовала с поэтом Зейналом Халилом; Абдулла Шаиг и Шахзаде ханум, убеленная сединами, источающая свет доброты его спутница жизни, проживали вместе с семьей сына - Кямала Талыбзаде.
В конце 1954 года, когда я учился в пятом классе, наш класс повели на встречу с Абдуллой Шаигом к нему домой (там ныне музей Абдуллы Шаига), и там я впервые увидел патриарха нашей литературы, - седой, худощавый, небольшого росточка человек мне казался жителем некоего ирреального мира, далекой дореволюционной (до 1920 года) старины, и мне представлялось, что и сам Абдулла Шаиг - живой и бесценный экспонат музея - минувшего, но когда в 1957 году мы переселились в "Дом писателей", это впечатление "музейности" рассеялось и улетучилось, и я в лице Абдуллы Шаига открыл познавшего мир, уравновешенно-спокойного, доброго, светоносного человека.
Я видел его почти ежедневно, чаще всего - на балконе их квартиры, выходящем во двор; зима ли, лето ли, он любил выходить на балкон и созерцать окружающее (мир!), и часто замечал, когда холодало, Кямал муаллим выходил к отцу и подавал ему шапку, шарф, а иногда сам бережно - заботливо окутывал этим шарфом шею отцу.
Летом 1959 года Абдулла Шаиг скончался, а для меня долгое время его место на балконе зияло пустующим... Я бы даже сказал, что во всем притихшем писательском доме ощущалась печаль осиротелости - "без Шаига"...
Сколь Кямал Талыбзаде в институте являлся энергичным, мобильным организатором, ученым, в той же мере, как сосед, был живым, общительным человеком и за долгие годы соседствования в его лице я близко узнал истинного интеллигента, я бы сказал, аристократа по духу и подвижника, для которого литература была образом жизни, и сейчас, когда пишу эти строки, не могу вспомнить малейшего эпизода, который бы мог бросить тень на эти слова.
Кямал Талыбзаде был преемником - продолжателем своего отца, выдающегося подвижника слова, как литератор, и был продолжателем и представителем традиций интеллигенции эпохи Абдуллы Шаига, как интеллигент.
Кямал муаллим был человеком степенным, солидным, но ему было присуще тонкое чувство юмора, и я хочу завершить эти заметки напоминанием одного занятного эпизода.
Один из солнечных весенних дней, полдень. Ильяс Эфендиев с балкона на нашем третьем этаже окликает соседа на втором этаже:
- Здравствуй, Салам!
Салам Кадырзаде, вскинув голову, отзывается:
- Салам, Ильяс муаллим!
- Скажи-ка, ты прочел мой рассказ в "Адабият газети"?
- Да, Ильяс-муаллим, прочел.
- Что ж ты с утра безмолвствуешь, не похвалишь? - шутливо сетует автор.
Слушавший с соседнего балкона диалог Кямал Талыбзаде, опережая Салама, со смехом встревает в разговор:
- Превосходно, Ильяс-муаллим! Отлично!
|
