Он им сказал:

"Душа скорбит смертельно,

Побудьте здесь и бодрствуй со мной".

Борис Пастернак "Гефсиманский сад"

Как человек - любой Человек - от короля до нищего - может быть счастлив, если он рождается на свет приговоренным к смерти?

И вся его жизнь - проживет ли он всего несколько часов или сто лет - есть лишь ожидание Дня казни. Он - особенно в детские, юношеские годы - может не задумываться об этом. Предполагаемая долгая временная дистанция до дня Конца делает для него этот срок приведения приговора в исполнение чем-та далеким и потому нереальным. Но с годами человек все яснее и четче начинает понимать неизбежность исхода и невозможность как-то и каким-то образом избегнуть его. Приговор, вынесенный Природой или Богом, окончательный, обжалованию или отмене не подлежит.

Тут приходят мысли о Боге, о смысле жизни. Самый жестокий, но, видимо, увы, верный ответ на вопрос о смысле жизни заключается в том, что его - смысла жизни - нет. Смысл жизни - бессмыслица.

Но человек не хочет примириться с этим и утешение находит в религии или в некой общественно-философской концепции. Религия утешает нас тем, что обещает - существует другая, загробная жизнь с ее Раем для прведников и Адом для грешников. В этом не только утешение, но и полезность религии - она предострегает, или, во всяком случае, пытается предостеречь нас от дурных мыслей и подлых поступков. Обещая нам молочные реки и кисельные берега, гурий и всевозможные наслаждения в Раю и пугая Огненной Геенной Ада, она как бы оставляет права выбора за нами в этой, земной жизни. Живи по совести, - а совесть и есть Бог, - и тебе воздастся сторицей в Вечной жизни. Или же придется отвечать вечными муками за все соблазнительные искушения жизни на земле. Делай добро - и тебе воздастся за это. Этот общий для трех монотеистических религий постулат - о воздаянии за добро - выражен на нашем языке емкой формулой: "Балыгы ат деряя, балыг билмяся дя Халыг биляр" ("Выбрось пойманную рыбу обратно в море, если сама рыба не поймет этого, то это узнает и оценит Бог").

Я пытался жить и поступать по этому кодексу морали, пока не наткнулся на еще более высокую ступень нравственного совершенства на истину дзен-буддизма. Дзен-буддизм считает, что если ты, совершая добрые дела, рассчитываешь в ответ на дивиденды, то твои поступки не бескорыстны.

ArrayИстинная нравственность заключается в том, что, поступая как тебе советует твоя совесть, ни на какую ответную благодарность или выгоду ты не рассчитывай, не задумывайся о том, что твое благородное деяние будет оценено или хотя бы станет известно Богу.

В отличие от посулов Рая или угроз Ада в Иудаизме, Христианстве и Исламе, Буддизм предлагает другое утешение для бренной жизни Человека - идею реинкарнации. После земной смерти человек еще не раз возврашается в мир в различных ипостасях, растением, птицой, цветком. При глубоком уважении ко многим этическим и философским откровениям Буддизма идея реинкарнации никогда не грела меня. Какое утешение от того, что я вернусь в мир в виде травы или жаворонка, если не останется память о всех моих предидущих существованиях? Исчезнование памяти и есть Смерть. И мне не легче от того, что ветка сирени, которая расцветает весной перед моими окнами, - это и есть мое собственное перевоплащоние после более ранних проявлений в земной юдоли.

Выступая ярым антагонистом религизных убеждений, многие светские доктрины - демократические, либеральные, социалистические, коммунистические, националистические - пытаются наполнить промежуток человеческой жизни между рождением и смертью провозглашением якобы высоких целей - самовыражение, самоутверждение отдельного индивида, благо целого общественного класса, процветания и приоритет одной - своей! - нации. Но самые страсные порывы или искренние заблуждения, во имя этих истинных или мнимых высоких целей, не являются утешением перед Окончательным Вердиктом - Смертным Приговором. Человек приходит в мир в одиночестве (даже близнецы, за исключением сиамских) и уходит из жизни в одиночестве, даже если одновременно с ним погибают сотни и тысячи людей от стихийных бедствий или в боевых столкновениях.

В течение очень многих лет меня одолевали мысли: как же так, вот моя жизнь, наполненная тысячими событий, лиц, встречами, расстованиями, привязанностями, разочарованиями, мои впечатления от стран, книг, фильмов, музыки, ситуации моей внешней жизни и сюжеты жизни внутренней, жизни души, перипетии общественного существования, фабулы взаимотношения с друзьями и врагами, мои фантазии, воспоминания, переживания, "нечаянные радости", потери, надежды, откровения, сожаления, тоска одиночества, боль непонимания, чудо общения, семья, близкие, дорогие мне люди - и все это в одно мгновение может исчезнуть? Ничего не останется? Никак не верилось, не хотелось верить в это. Может быть, вера в Бога с самых моих ранних лет тоже основывалась на этом. Если есть Бог, значит, есть и другая жизнь, в которой мы все окажемся после окончания земного срока, и там все объяснится. Бог объяснит нам и все то, чему мы были свидетелями в этой жизни и чего не понимали, объяснит смысл нашего появления, пребывания на земле и нашего неизбежного ухода, разъяснит закономерность и справедливость того, что нам казалось несправедливым и неверным.

И вообще, как же может быть - Я БЫЛ, и МЕНЯ НЕ БУДЕТ?

Но однажды мне, внезапно, как в дзен-буддистском или суфийском озарении, пришла мысль, элементарная, примитивная, "простая, как мычанье" - почему же нельзя представить Небытие после смерти, если ОНО уже было до рождения. Твоего рождения. Ведь все, из чего состояла твоя жизнь, все ее слагаемые, которое ты так - вразброс - перечислила, всего этого не было для тебя и до твоего появления на свет. Значит, человек появляется на свет (на "свет" во многих смыслах этого слова) не только из темноты материнского чрева, но и из метафизического НЕСУЩЕСТВОВАНИЯ - и туда же (естественно, не в материнское лоно, а в вечную ночь могилы) уходит. Из темноты в темноту.

И все же есть утешение. Однажды я его нашел. Утешение в том, что надо верить в жизнь после смерти. Если она есть - прекрасно! Если же ее нет - ты об этом никогда и никак не узнаешь. Помрешь, и все. Следовательно, никакого разочарования по поводу ее отсутствия не испытаешь. Не будет больно от того, что на этом все кончается. Больно может быть, пока ты жив и пытаешься убедить себя - впереди что-то есть. Но если ничего нет - ты об этом не узнаешь и потому не сможешь переживать и страдать.

Вот на чем успокоится душа.

"На чем успокоится душа". Это карточное выражение, не помню только, его приозносят во время карточной игры или гадания на картах. Во всяком случае, определенную комбинацию карт выражают именно этой фразой: на чем успокоится душа.

Об этом я узнал от своего покойного друга и переводчика Владимира Портнова. Он намеревался написать роман под таким названием. Уехал в Израиль, умер там, и я не знаю, написал ли Болодя такой роман.

Неожиданным же поводом для этих заметок стали впечатления от нового спектакля театра "Ибрус" - "Он и они", который я смотрел несколько дней назад. Замечательный спектакль, поставленный по собственной пьесе Рустамом Ибрагимбековым, с блистательными актерскими работами Фахраддина Манафова, Мехрибан Зеки, Юрия Балуева, Мелек Аббасовой...

Фахраддин Манафов и Мехрибан Зеки, на которых падает основной груз текста, играют в сугубо современной манере, но на уровне, на мой взгляд, классических мхатовских актеров.

Ассоциация с МХАТом не случайна. Значительное место в постановке занимают отрывки их чеховского текста. Заключительный монолог Сони, обращенный к Дяде Ване, и побудил меня задуматься о проблемах, которых, хотя и в самой беглой форме, я попытался затронуть в этих заметках. И я хочу завершить свои ночные размышления чеховским текстом, словами Сони: "Мя, дядя Ваня, будем жить. Проживем длинный-длинный ряд дней, долгих вечеров. Будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба. Будем трудиться для других и теперь, и в старости, не зная покоя, а когда наступит наш час, мы покорно умрем, и там за гробом мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько, и Бог сжалится над нами, и мы с тобою, дядя, милый дядя, увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы обрадумеся и на теперешние наши несчасться оглянемся с умилением, с улыбкой - и отдохнем, Я верую, дядя, я верю горячо, страстно... Мы отдохнем. Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка... Ты не знал в своей жизни радостей, но погоди, дядя Ваня, погоди. Мы отдохнем..."

Как хочется, вслед за Чеховым, верить во все это.