(Продолжение. Начало см. "Зеркало" от 3 и 10 марта 2012 г.)
Садовник с соседней дачи посадил на перекрестке дорог Прутик Ивы, пусть растет, станет большим деревом, чтобы путники могли отдохнуть в его тени.
Прутик Ивы очень любил воду, и под вечер, когда заходило солнце и опускалась прохлада, Садовник приносил большую кружку воды и поливал молодой саженец.
* * *
Так шли дни, и Прутик Ивы, досыта насыщаясь по вечерам водой, стал понемногу пускать побеги, затем у него появились хрупкие ветви и листья на них, и когда солнце поднималось к зениту, тонкая тень Прутика Ивы уже ложилась на землю.
Все было прекрасно: и солнечное тепло, и вечерняя прохлада, и воды вдоволь; Прутик Ивы рос, любя этот мир, и только когда дул ветер, его так раскачивало из стороны в сторону, что могло переломить надвое.
Садовник выбрал среди дров, сложенных в сарае, Полено одной длины, но чуть толще Прутика Ивы, принес и вкопал его рядом с Прутиком Ивы, перевязал их вместе тонкой веревкой, чтобы порывы ветра не прогибали саженец.
* * *
- Здравствуй, - радостно сказал Прутик Ивы своим нежным голоском.
- Здравствуй, - печально ответило полено чуть хриплым голосом, затем добавило такое, о чем Прутик Ивы и помыслить не мог. -Хорошо, что Садовник принес и сделал меня тебе опорой. Иначе люди сунули бы меня в печь, чтобы согреться моим теплом, или же сожгли на мангале, чтобы на моих углях жарить шашлык.
Прутик Ивы, услышав эти страшные, немыслимые для него слова, представив, что Полено могло сгореть в печи, расстроился, расплакался.
Подобное расстройство, подобный плач так подействовали на Полено, что оно со всей силой прижалось к тонкому саженцу. Прутик Ивы ощутил эту силу, эту твердость: разве теперь с ним сладит ветер?!
Прутик Ивы и так очень любил Садовника, что принес и посадил его на этом прекрасном перекрестке и каждый вечер обильно орошал водой, но после этих слов несчастного Полена полюбил его еще больше. Нежным, полным ласки голоском спросил у Полена:
- Ты из какого дерева?
- Я не знаю, из какого я дерева... - сказало Полено. - Ведь я - Полено, я высохло и память моя отсохла.
Правда, Полено высохло, и память его отшибло, но Прутик Ивы ощутил исходящий от него воздушный и прекрасный аромат, и это ощущение, казалось, еще больше сроднило, сблизило Прутик Ивы с Поленом, с которым они и без того были скреплены тонкой веревкой.
* * *
Прошло несколько дней, Прутик Ивы начал понемногу чувствовать и тепло подпорки, а раз чувствуется тепло, значит, и печаль в голосе этой подпорки станет уменьшаться, еще Прутик Ивы инстинктивно сознавал, что если эти места, эта земля, этот воздух, это соседство были бы не по душе подпорке, она бы не исторгала тепло.
* * *
Каждый вечер, когда Садовник поливал Прутик Ивы, Полено ощущало, будто его память начинает пробуждаться, на мгновения сквозь далекую туманность проступали вспыхивающие и гаснущие видения, когда оно было ветвью большого кустарника, ему казалось, что словно после какого-то сна оно снова понемногу глядит на этот прекрасный мир, ощущая в закопанном в землю своем конце некое оживление, словно оно пускает корни, и однажды вечером, после того как Садовник по обыкновению пришел и полил саженец, вдруг, внезапно Полену вспомнилось собственное имя - олеандр!
Он был ветвью большого дерева-куста, с прекрасно пахнущими, крупными, мягкими, розовыми цветками, когда жестокий Садовник, да, этот самый Садовник, что нынче каждый вечер любовно поливает, ухаживает за Прутиком Ивы, взяв в руки пилу, стал подрезать ветви этого большого олеандра, и Полену почудилось, что острые зубцы пилы вновь вонзаются в его тело...
* * *
Шли дни, и тепло, что ощутил Прутик Ивы, стало усиливаться, и понемногу растущее это тепло не давало ему дышать свободно, как прежде, стало обжигать его, Прутик Ивы ошутил и то, что, видимо, его подпорка начинает пускать под землей корни, и поначалу даже обрадовался, что его подпорка не засохла окончательно.
Но потом корни подпорки под землей стали сплетаться с его корнями, уже не давая ему насыщаться досыта водой.
Прутик Ивы не знал, что его подпорка - олеандр - кустарниковое дерево, а олеандры, как и ивы, обожают воду.
* * *
Память олеандра уже пробудилась окончательно. Он горевал о спиленных ветках родного дерева, вспоминая те родные места, растущие рядом родные ветки, большие, розовые, мягкие коробочки цветков этого большого кустарникового дерева, он всеми клетками только-только прорастающих корней, готовой зазеленеть коры, ненавидел Садовника, и эта ненависть словно придавала ему дополнительную силу, своими крепнущими корнями, обвивая корни Прутика Ивы, обхватывая их, в жажде жизни, в желании продолжить свой род, каждый вечер насыщался водой, которую приносил Садовник.
* * *
Прутик Ивы понемногу слабел и тем же слабым голосом жаловался своей подпорке:
- Мне трудно дышать, я не могу напиться...
Конечно, в самой глубине своего ствола, корней Олеандр жалел молодой саженец, но что было поделать?
Олеандр, будто рассуждая сам с собой, произносил:
- Я тоже хочу жить... Ведь я уже не Полено...
Прежняя печаль в его голосе уже исчезла.
* * *
Прутик Ивы настолько ослаб, что уже не мог радоваться тому, что печаль в голосе Полена улетучилась, что подпорка больше не кусок дерева, он закрывал глаза, не в силах думать о чем-то.
И по мере того, как сухие поры, клетки олеандра стали наливаться соком, а сам он, жадно и страстно втягивая в себя воздух, щедро питал водой свои вытянувшиеся, разросшиеся корни, Прутик Ивы стал высыхать.
* * *
И однажды вечером, как всегда, принеся воды, Садовник увидел, что Полено, которое он вбил в землю, чтобы оно подпирало Прутик Ивы, стало пускать ростки, но, будучи человеком бывалым, прожившим на свете много лет и повидавшим за свою жизнь всякого, он не стал этому удивляться, только усмехнулся, покачал головой, не стал вырывать из земли пустившее ростки Полено, так как четким взглядом садовника понял, что из этого Прутика Ивы, чьи маленькие листочки пожухли, увяли, ничего путного уже не вырастет.
И однажды вечером, снова принеся воды, он вырвал с корнем пожухший рядом с по-настоящему зазеленевшей подпоркой Прутик Ивы и, вернувшись к себе, бросил его в костер, в груду щепок и веток.
И еще не до конца засохший стебель Ивы сгорел, превратившись в золу в этом костре.
* * *
Прошли месяцы, годы, времена года сменяли друг друга, бывшее Полено утолщилось, превратилось в основной ствол, олеандр вырос, превратился в большое кустарниковое дерево, и внутри его уже не было больше печали, он гордился своими сильными руками-ветвями, крупными, мягкими, розовыми цветками, чей прекрасный аромат распространялся повсюду.
Путники еще издали видели свисающие гроздья этих мягких розовых цветков и, придержав шаг на развилке, смотрели на ласкающие взгляд под ярким солнцем цветки, на вечнозеленые длинные листья, вдыхали в себя разносящийся вокруг аромат.
Однажды один малыш сказал другому:
- Видишь, у розы имеются шипы, о них можно уколоться. А у этих цветков даже шипов нет!..
* * *
Олеандр не владел человеческой речью и не понял, о чем говорил ребенок, но почувствовал радость в сердце ребенка, который стоял рядом и вдыхал аромат его цветков, и с еще большей гордостью посмотрел на свои ветви, иссиня-зеленые длинные листья.
* * *
Иногда прилетал к развилке дух сожженного и превратившегося в золу Прутика Ивы, издали глядел на олеандр, но олеандр, конечно же, не видел его, не чувствовал устремленный на него сверху взгляд, ибо олеандр был живым, а живые не могут видеть духов.
* * *
И этот большой, прекрасный Олеандр продолжал жить на этом свете, наслаждаясь жизнью.
10 июля 2009 года, Загульба
Перевод Азера Мустафазаде
(Продолжение следует)
|
