(Продолжение. Начало см. "Зеркало" от 30 мая, 6, 13, 20, 26 июня, 4, 11, 18, 25 июля, 1, 8, 15, 22, 29 августа, 5 и 12 сентября 2009 г.)

ГНЕВ И НЕНАВИСТЬ КАФКИ

Когда Кафка начал писать роман "Америка", от роду ему было всего 28 лет, но страницы этого незаконченного романа несут на себе отпечаток мироощущения столетнего старца: он, этот старик, питает глубинную ненависть к жизни вообще и к своей, в частности, он, этот долгожитель, пытается скрыть свое отношение к жизни, но его тайная враждебность, мстительная злоба и гневный протест против нее проглядывают во всем, и особенно в его искреннем разочаровании в жизни.

Однако... однако при всем при том и умирать он, этот старик, не особенно-то и хочет...

ШОЛОХОВ И БУЛГАКОВ

В русской литературе ХХ века можно выделить и противопоставить два крупных, масштабных, значительных романа: "Тихий Дон" и "Мастер и Маргарита".

Шолохов, подобно живописцу, пишущему масляными красками, накладывает на холст краску широкими мазками: местами краска ложится гладким слоем, местами бугорочками, местами краски перемешиваются, создавая новый цвет, местами же кричаще спорят между собой, образуя грубое несоответствие; этот прием работы "местами" в итоге создает "повсеместное" неутомимое чувственное погружение в самые глубины натуры.

Булгаков - график, он работает штрихами, и местами его тонкая штриховка едва заметна на бумаге, местами выпячивается, подчеркивается, по требованию замысла линия может быть прямой, как трамвайные рельсы, а может и закручиваться спиралью, местами штрих становится тенью, а местами высветляет предмет повествования; и этот прием работы "местами" в итоге создает то же самое "повсеместное", но сдержанное, аристократичное, более интеллектуальное погружение в глубины той же натуры.

МИР НЕСКОЛЬКИХ ЭЖЕНОВ ИОНЕСКО

Существует гипотеза о параллельных мирах; упрощенно она выглядит так: параллельно с нашим пространством, но в другой системе времени "расположены" другие, скажем, цивилизации.

Так вот, для моего восприятия "театр абсурда" Ионеско и есть одна из цивилизаций, параллельных нашей действительности.

Странно, но я воспринимаю "театр абсурда Ионеско" как явление, созданное не одним, а разными авторами. "Стулья", "Лысая певица", "Носороги", "Жертва долга", "Бескорыстный убийца" - эти пьесы Ионеско настолько отличаются друг от друга, что создается впечатление, будто их написали разные люди, принадлежащие, к тому же, к разным параллельным мирам.

КТО ВЫ, ФРАНСУАЗА САГАН И ОУТС?

Многие из тех, кто врывается куда-либо с шумом и грохотом, покидают его тихо и незаметно...

В середине ХХ века литературу огласил шум и гам двух женщин-писательниц: француженка Франсуаза Саган и американка Джойс Кэрол Оутс оказались не из тех, кто уходит по-английски - тихо и не прощаясь.

Что же касается сопровождающего их появление в литературе "шума-гама", то он был связан в большей степени с новым словом, новым дыханием, а точнее - со спорным новым словом, спорным новым дыханием, неоднозначно воспринимаемыми в читательской массе.

При этом не имеет особого значения, между кем идет спор, в сущности, он может происходить и в восприятии одного отдельно взятого читателя (а это уже, кажется, не "спор", а если точнее, "сомнение").

Читая роман Оутс "Делай со мной все, что хочешь" и ее же рассказы (особенно понравились "Кровавое пятно" и "Путешествие в Роузвуд"), мне местами казалось, что передо мной пошлое чтиво, а спустя каких-то полчаса восприятие менялось на прямо противоположное: нет, дорогой, ты имеешь дело с серьезной, даже очень серьезной литературой.

В таком же духе формировалась оценка Франсуазы Саган.

Читаешь, отвергаешь, споришь, но не забываешь, проходит какое-то время - вспоминаешь, признаешь или тебе нравится отвергнутая ранее Франсуаза Саган.

ОБ ОДНОМ ЗАБЫТОМ ПИСАТЕЛЕ

Есть такие писатели, которых забыли незаслуженно, то есть, говоря по сути, их талант, литературная деятельность, их роль и значение в развитии литературы не заслуживают неблагодарного к ним отношения.

Для меня примером подобного отношения к талантливому писателю является творчество русского прозаика Василия Нарежного.

Верно, этот человек относился к Кавказу с высокомерным сарказмом, свойственным носителям т.н. "великорусского шовинизма", однако его роль в деле раскрытия характера русского чиновника в русской же литературе, считаю, все еще по достоинству не оценена и не исследована.

Я придерживаюсь мнения, что роман В.Нарежного "Русский Жиль Блаз" сыграл немаловажную роль в возникновении блестящей галерии гоголевских чиновников и вообще! - в формировании самого "феномена Гоголя", воплотившего заявленную Нарежным и ставшей для русской литературы магистральной линии "русское чиновничество", "чиновничье самодурство".

Так случилось, что талант Гоголя, пришедшего в русскую литературу после Нарежного, оказался настолько ярким и масштабным, что без особого труда и, конечно же, непреднамеренно оттеснил своего предшественника в тень.

Как-то предложил отцу почитать роман "Русский Жиль Блаз", через пару дней он вернул его со словами:

- После Гоголя читать это невозможно...

НОВЕЛЛЫ О'ГЕНРИ

Вот уже несколько дней отдыхали с детьми на Гейгеле, вчера (1), зарядившись энергией этого чудо-озера, ночью завершил наконец-таки объемное эссе "Свет зари" (Гусейн Джавид (2) и европейское Возрождение) и сегодня позволил себе отдохнуть за чтением новелл О'Генри.

Еще раньше я урывками читал большинство из этих новелл, и наконец-то у меня выдалось время спокойно перечитать двухтомник О'Генри, прихваченный из Баку.

Уже после первого тома у меня возникло стойкое убеждение в том, что первым после авторов возрожденческих новелл (Саккетти и Бокаччо) в мировой литературе, если так можно выразиться, "жанризировал" новеллу, то есть максимально точно определил ее художественно-эстетические параметры и в качестве полноправного жанра ввел ее в литературный процесс ХХ века, был О'Генри.

Ясное дело, и до О'Генри были писатели, по масштабу гораздо крупнее О'Генри, которые писали в жанре новеллистики, достаточно вспомнить "Севастопольские рассказы" Толстого или рассказы Бальзака.

Однако следует особо подчеркнуть, что и Толстой, и Бальзак по своим показателям относятся к плеяде великих романистов, специализацию же на новеллах начал Мопассан во второй половине ХХ века, а в ХХ веке именно О'Генри поставил последнюю точку в этом вопросе.

Не претендуя на бесспорность своего утверждения и допуская ее излишнюю в данном случае эмоциональность, могу указать на новеллистику Чехова и еще многих других писателей, творивших в этот период.

Но при всем при том, принимая во внимание прямо противоположное отношение к новеллам О'Генри, остаюсь при своем мнении: несмотря на то, что в ряде своих новелл О'Генри больше, чем писатель, выглядит азартным игроком, мистификатором и пересмешником, его роль в утверждении, скажем так, авторитета новеллы на уровне мировой литературы ХХ века очень велика и даже определяюща.

"ВОСПОМИНАНИЯ" ПАНАЕВОЙ

В последнее время художественная литература для меня как бы отошла на второй план: и сам не пишу, и читать не хочется. День мой проходит так: в десятом часу на машине Али (3) выезжаю из Загульбы в Баку и направляюсь в цветник, достойный венца творения, коим является человек, а говоря проще - в Союз писателей, чтобы часов эдак в 5-6 вечера вернуться в Загульбу, взойти на веранду с прекрасным видом на наше не менее прекрасное море, возлечь на удобную для таких случаев раскладушку и, объявив комарам смертельную войну, читать неотрывно мемуары, воспоминания, письма и дневники. (Краткий список осиленного за последний месяц: "Письма" Томаса Манна, "Жизнь двенадцати Цезарей" Транквилли, воспоминания генерала Али Ага Шихлинского (4), "Мемуары" Талейрана и книга Тарле о нем, письма Байрона, мемуары Гарибальди, воспоминания Гамиды ханум (5) о Мирзи Джалиле, "Дневники" Жюля Ренара...)

То же самое происходит и ранним утром, с той лишь разницей, что утром относительно прохладней и - это ужасно важно! - ранним утром из нашей прекрасной жизни исчезают комары.

Только что - в девятом часу утра - закончил читать "Воспоминания" Авдотьи Панаевой.

Резюме: книга эта - очень колоритный (можно ли сказать "интеллектуально-колоритный"?) и достоверный (!) источник информации для желающих почувствовать-ощутить атмосферу литературной жизни России XIX века.

ДВА ТИПА ДЕКОРАЦИЙ

На театре существует, как правило, два типа декораций, которые я для личного пользования классифицирую следующим образом: зачастую забитая пыльной мебелью, тяжелая, неподвижная, мрачная "декорация вещей" и легкая, динамичная, условная "декорация деталей, штрихов".

Для меня в русской литературе драматургия Александра Островского (а также Горького и Сухово-Кобылина) ассоциируется с "декорацией вещей".

Чеховская же драматургия целиком и полностью видится мне в обрамлении "декорации деталей, штрихов". "ШЕЛЬМУФСКИЙ"

Так случилось, что только недавно мне удалось прочитать "Шельмуфский" Рейтера: вчера ночью дочитал этот небольшой по объему роман, и сегодня (6) с самого утра мысли мои вертятся вокруг него.

Роман сильно подействовал на меня.

Удивительно, но среди книг общечеловеческого уровня "Шельмуфский" - самая малоизвестная.

Может, все дело в том, что близкий "Шельмуфскому" роман "Дон Кихот" был написан до него, сразу после него были созданы "Путешествия Гулливера", чуть позже вышел в свет "Мюнхгаузен", и слава этих произведений словно бы оттеснила "Шельмуфского" на второй план, тем не менее, эта книга была, есть и будет общечеловеческим достоянием.

ТВОРЧЕСТВО И ЛИЧНОСТЬ

Сколь беспощадна личная участь Мопассана в сравнении с его творческой судьбой!

Интересно, почему это Чаковский представлял меня старше?

Вот уже несколько дней (7) мы в Дубултах, а я так и ничего не написал, и ничего, кроме газет и журналов не читал.

(Сегодняшнее примечание. Для тех, кто не знает: Дубулты - местечко в курортной зоне возле Риги (Латвия). Здесь располагался Дом творчества Союза писателей СССР. В этом Доме отдыха санаторного типа советские писатели поодиночке или с семьями жили, совмещая отдых с работой. Плата за отдых-работу на берегу Балтики была невысокой, и потому попасть туда считалось приятной удачей для писателя. Именно там я написал повести "Смоковница" и "Поплыли туманы над Шушой", а также серию статей на разные литературные темы. Хорошо помню, как рано поутру, до первых петухов, я поднимался с постели, стараясь не разбудить детей, на цыпочках выходил на веранду и под вздохи еще не проснувшейся Балтики читал Шекспира. Полусонная атмосфера балтийских рассветов до сих пор в моей эмоциональной памяти ассоциируется с сонетами Шекспира. Сейчас и я не знаю, что стало с Домом творчества в Дубултах...)

Сегодня утром, усадив на веранде дочерей Гюнай и Умай, начал читать им сказки Перро и, видя с каким воодушевлением и волнением они слушают, я и сам почувствовал, как прозрачная чистота и хрупкость Красной Шапочки начинают трогать меня все больше и больше, и мне стало грустно: рядом с этими прекрасными людьми (человечками! Включая и Красную Шапочку!), которые, затаив дыхание, слушают сказки Перро, я почувствовал себя музейным экспонатом эпохи динозавров.

Между нами говоря, 36 лет - возраст немалый...

Вечером, пропустив с Александром Чаковским по сто граммов водки и потягивая "Жигулевское" пиво, мило беседовали о том о сем (несмотря на то, что в последнее время я достаточно часто печатаюсь в "Литературной газете", с ее главным редактором познакомился только в Доме творчества), и вдруг мой собеседник говорит:

- Знаете, Эльчин, а я представлял вас более старшим...

Вот так вот.

Перевод с азербайджанского Вагифа Ибрагимоглу

Продолжение следует

-----------------------

1. Речь идет о летних днях 1982 года.

2. Гусейн Джавид (1882-1941) - азербайджанский поэт и драматург.

3. Мой друг-шофер, работавший вместе со мной в Союзе писателей Азербайджана.

4. Али Ага Шихлинский (1865-1943) - азербайджанец, генерал русской армии.

5. Гамида ханум Джаваншир (1873-1955) - супруга Джалила Мамедкулизаде, публицист, переводчик.

6. Эта запись сделана 24 октября 1978 года на пригласительном билете Дома актера, где проводился творческий вечер поэта Алиага Кюрчайлы (1928-1980).

7. Речь идет о 1979 годе.