Невозможно осознать его отсутствие ни физическое, ни духовное. И мне с трудом верится, что его душа довольствуется покоем и безмятежностью. Невозможно представить ее в состоянии бездействия и статичности. Наоборот, я вижу ее возрожденную в молодом вороном жеребце, мчащемся впереди большого табуна, среди нетронутых цивилизацией просторов, навстречу ветру. От сильного быстрого бега его грива развивается и ноздри трепещут от ощущения счастья и свободы. И слышится его сильный ликующий возглас, которому внемлет вся живая природа. Именно таким он запомнился миллионам слушателей на сцене: весь устремленный вперед, вытянутый ввысь, с гордой, волевой мужской статью, чувственными, трепещущими от страсти ноздрями и голосом, возбуждающим чувства и сознание самых разных и огромных людских масс.
Его голос, то властный и гордый, то завораживающий и ласково-любовный, то страстный, то успокаивающий, забыть невозможно. Он слышится при одном звуке его имени и перед нами возникает образ певца с неотразимой мужской улыбкой, покорившего своим искусством огромную аудиторию постсоветского пространства и оставившего яркий след в истории мировой музыкальной культуры ХХ столетия.
Время неумолимо идет вперед, но память о Муслиме Магомаеве, о его многогранной одаренности, о его голосе, о творчестве и незаурядной личности становится все сильнее и ярче, будто годы наполняют ее новым, еще более жизненным содержанием. В этом и состоит тайна истинного человеческого таланта, которому не подвластно время, так как именно оно определяет его вечную ценность и значимость. Великим певцом он стал не только благодаря уникальному музыкальному дарованию, силе и красоте голоса, но и неиссякаемому творческому и духовному потенциалу, яркому темпераменту, сильной воле, артистизму, огромной любви к музыке, сцене, публике, своей профессии. Он не умел петь без полной духовной самоотдачи. Он был артистом в самом высоком смысле этого слова, так как каждый раз выходя на сцену, отдавал свою любовь и душу. Музыка зажигала его, а он, обладая сильным энергетическим потенциалом и уникальным артистическим магнетизмом, буквально зажигал публику, владел залом, объединяя массы людей силой своего таланта. Им восхищались, горели, в него влюблялись и страдали. А любовь и благодарность публики были для него, в свою очередь, одним из важных стимулов дальнейшего творческого горения и труда.
Все это ярко подтверждают и его воспоминания: "...Есть истины, которые не требуют ни комментариев, ни доказательств.
ArrayИ мы повторяем их, как раз и навсегда принятое, неоспоримое. Так, неопровержима истина, что музыка понятна всем, язык ее не нуждается в переводе - он интернационален. Для актера нет радостней минуты, чем встречаться с аудиторией и видеть, как она "мобилизована", как захвачена музыкой, какая отдача идет к тебе из зала, еще и еще раз убеждаться, что язык музыки могуч, эмоциональное воздействие ее огромно. Люди, пришедшие на концерт, вне зависимости от возраста, вкусов, профессии, национальности, в равной степени радуются, переживают, аплодируют, требуют на "бис", когда понравилось произведение, и в той же мере открыто не приемлют все, что чуждо им, что непонятно". Гениальность Магомаева как артиста и музыканта-художника определяется уникальным сочетанием особых, свойственных только ему личных и профессиональных качеств, которые способствовали и обусловили его высочайшие достижения в музыкальном искусстве. Его исполнительское мастерство по своей сущности интернационально, так как объединило глубокую выразительность и жизненную содержательность русской вокально-исполнительской школы, лирическое богатство, изящную орнаментику, чувственность, страстность, красоту восточного пения и высокую профессиональную культуру западноевропейских вокальных школ. В его пении соединились восточный темперамент, русская певучесть и западноевропейская культура. Уже в ранней юности Муслим был покорен искусством Карузо, Бюльбюля, Шаляпина и многих других корифеев мировой вокальной сцены. Он формировался под их влиянием, чутко вслушиваясь и вникая в их пение. Можно определенно утверждать, что процесс его вокального становления осуществлялся эмпирическим путем и его одаренная от природы музыкальная интуиция стала действенным источником будущего вокального искусства, основой самостоятельного и индивидуально-певческого развития. Его музыкальный талант проявился очень рано, и он шел по жизни, прислушиваясь к его голосу. Учась в музыкальной школе, он начинает сочинять свою музыку и сильно увлекается пением. Слушает пластинки, оставшиеся от деда - Карузо, Титта Руффо, Джильи, Баттистини. Слушает распевания известного азербайджанского певца Бюльбюля, который живет на одном этаже с ними в одном доме. Слушая записи вокальных произведений, он глубоко анализирует басовые, баритоновые, теноровые партии. К четырнадцати годам у него появляется голос, а вместе с ним и неодолимая потребность петь. Он интуитивно ищет свою публику и постоянно поет в кругу одноклассников, став их кумиром. Его первым и постоянным слушателем становится вахтер школы дядя Костя, который, несмотря на отсутствие музыкального образования, делает ему вполне уместные замечания. Тогдашний директор музыкальной школы (ныне заслуженный деятель искусств, профессор Бакинской музыкальной академии) Таир Исрафилович Атакишиев вспоминает: "Когда Муслим запел, его невозможно было остановить. Он все пел, пел, пел... И когда я утром рано приходил в школу и видел отсутствие сторожа в дверях, то понимал, что он слушает Магомаева". Когда обнаруживается, что у Муслима настоящий, певческий голос, то родные в семье боятся, что он может потерять его и запрещают ему петь. Но, несмотря на запреты близких, он выступает в клубе моряков с самым разнообразным песенным репертуаром. Этот первый самостоятельный шаг в жизни юного Муслима стал решающим на пути личностного становления и показательным для всей его дальнейшей творческой жизни. В нем ясно проявлялся его свободолюбивый, независимый характер..
|
